Кожа к коже. Между нами больше не было ни миллиметра свободного пространства. Кир подложил мне под голову руку, фиксируя. Теперь я даже при всём желании не смогла бы сдвинуться с места без его согласия.

Я должна была испугаться или запаниковать, но Маршал влиял на меня каким-то немыслимым гипнотическим образом. Не знаю, как это объяснить. Между нами с первых секунд уже возникла некая непостижимая связь.

Кир обвёл пальцами контуры моей груди, опустил руку на мой плоский живот, скользнул вниз и коснулся меня между ног там, где мы вот-вот должны были соединиться. Я ахнула, потому что его пальцы не знали ни нежности, ни осторожности. Они уверенно касались, исследовали меня, не оставляя возможности привыкнуть.

Боли не было, но возбуждение нарастало во мне, принося ощутимый дискомфорт. Кир подготавливал меня, активизировал мою женственность, мою сексуальность. Его пальцы безжалостно вырывали из моего горла сдавленные стоны, терзая клитор.

— Что ты чувствуешь? — спросил Маршал, прижавшись на секунду губами к моему уху.

— Мне хорошо. Но я не могу контролировать свои ощущения, — я снова ахнула, потому что пальцы как-то по-особенному задели мою чувствительную точку. — И… Это так необычно.

Кир убрал руку, удобней устроился между моих бёдер и окончательно обездвижив, резко вошел в мое лоно. Стало больно, словно внутри меня натянулся оголенный нерв. Маршал, немедля, полностью проник и вжался своим твёрдым мощным телом в мое.

Боль была острой и пульсирующей, но я не проронила ни звука. С детства не привыкла сразу впадать в истерику и рыдания. Счёсанные колени, «шишки» на затылке, разбитые локти — всё это «добро» ни разу не вынудило меня расплакаться или пожаловаться.

Движения Маршала были не быстрыми, но точными и глубокими. Боль не проходила, а даже наоборот — увеличивала свою силу. Мои пальцы судорожно впились в плечи Кира. Я плотно поджала губы, не разрывая нашего зрительного контакта.

— Говори, — прошептал Кир мне на ухо, не останавливаясь. — Говори, — повторил он.

— Больно, — прошептала я, захлёбываясь собственным сбитым дыханием. — Медленней. Пожалуйста, — еще тише добавила я и коснулась ладонью щеки Маршала.

Он снова посмотрел на меня. В глазах застыла привычная непоколебимая холодность. Кир замедлился, но не прекратил двигаться. Моя ладонь скользнула от его щеки к шее.

— Оставь, — прошептал он. — На щеке.

Я подчинилась.

Боль не позволила мне получить разрядку. Она была слишком объемной, слишком острой. Когда Маршал достиг пика, он лишь плотно поджал губы, прикрыл глаза и замер. На его лице не отобразилось ни единой новой эмоции. Его пальцы в моих волосах сжались в кулак и через несколько секунд Маршал прижался своим влажным лбом к моему.

Мы оба тяжело дышали. Я пыталась принять тот факт, что только что лишилась девственности, но эмоций было слишком много.

— Двух недель мало, — твёрдо проговорил Кир и выпрямился. — Мне нужно больше, — он вышел из меня.

Я ничего не ответила, потому что мысли сейчас в моей головы были напрочь рассеяны.

— И твои глаза, — продолжил Кир, поднявшись с кровати, — мне нужно в них смотреть.

— Почему?

— У них такой же двойственный цвет, как и у моих.

Зелено-карие глаза. Когда у меня отличное самочувствие, присутствует яркое освещение или просто ясная погода, мои глаза преимущественно отливают зеленью. Но когда я злюсь или болею, то радужки заполняются густым кофейным цветом. У моего отца точно такие же глаза.

Глядя на себя в зеркало, я словно бы только что обнаружила эту свою особенность. Двойственный цвет. И почему-то именно такое сочетание Кир посчитал для себя нужным. Зачем? Я не знала ответа, да и он, судя по всему, тоже.

Через несколько дней после той ночи ко мне заглянула Елена и мы вместе отправились в Метрополитен-музей. Погода в Нью-Йорке стояла просто отвратительная, но это никак не повлияло на мое хорошее настроение. Я утром разговаривала с папой. Заверила его, что всё со мной в порядке. Кажется, он немного успокоился. От матери сообщений не было. Наверное, она с дядей Егором уж в отпуске. Ева тоже молчала.

В музее было много людей и школьников, что стайками ходили за своими учителями. Для меня Метрополитен-музей стал некой машиной времени. Мы расхаживали с Еленой по различным залам и казалось, словно попадали в другую, давно ушедшую эпоху. Картины, скульптуры, оружие и доспехи. Здесь хранилось столько экспонатов, что за один визит вряд ли всё удастся детально рассмотреть.

Я никогда не любила музеи. В школе подобные экскурсии навивали на меня тоску, что даже удивительно, учитывая, что я люблю тишину и уединение. Но в Метрополитен-музее можно было смело забыть о скуке. Я только и успевала, что вертеть головой в разные стороны и с широко распахнутыми глазами, рассматривать полотна Вермеера или ходить около древнеегипетского храма Дендур, что был разобран и отдан США. Не знаю, сколько мы провели времени в музее, но больше двух часов точно. У меня даже немного устали ноги, что большая редкость, потому что я спокойно могла преодолевать большие расстояния. Если, конечно, нет каблуков.

— Ну как тебе? — спросила Елена, когда мы завершили экскурсию.

— Это было чудесно! — искренне ответила я.

— Рада, что тебе понравилось. Когда я впервые сюда пришла, то как-то не очень впечатлилась, потому что далека от всего этого. Но потом я влюбилась, — Елена прикрыла глаза и подставила свое привлекательное лицо под мелкие капли моросившего дождя.

— Замри, — обратилась я к женщине и быстро выудила из своего несменного бездонного рюкзака зеркалку.

Это была моя личная зеркала, для работы у меня имелся «агрегат» покруче.

— Можно я сделаю пару снимков? — робко спросила я.

— Ну попробуй, — губы Елены растянулись в улыбке, а глаза по-прежнему оставались закрытыми.

Я сделала несколько пробных снимков, затем еще парочку.

— Хочешь взглянуть? — я протянула Елене фотоаппарат.

— Это я такая? — удивленно спросила женщина, рассматривая себя.

— По-моему, очень даже хорошенькая. Тебе не нравится?

— Шутишь? — Елена удивленно посмотрела на меня. — Я даже не подозревала, что у меня такая изящная шея! — она засмеялась. — Ну и сколько я тебя должна?

— Нисколько. Мне просто захотелось. Могу перекинуть тебе потом фото.

— Я хочу их распечатать.

— Если честно, то я тоже хотела кое-какие снимки распечатать. Немного баловалась со внутренним двориком в квартире. Но где это можно сделать — понятия не имею.

К вечеру я уже сидела у себя в спальне, окруженная фотоснимками и декоративными прищепками. В комнате царил знакомый мне хаос. В нем я себя чувствовала защищенной и спокойной. Просматривая фотографии, самые лучшие я подцепляла к занавескам или прозрачным скотчем лепила на стену возле кровати. В наушниках играла музыка. Мне было комфортно. Во всём.