Нейтан наклонился вперед и крепко поцеловал ее в губы, как раз в тот момент, когда Эмитист открыла рот, чтобы сообщить ему какие-то свои соображения. Он целовал ее до тех пор, пока она не забыла, что хотела сказать. А потом, когда пришла в себя, отпрянул и быстро выпрыгнул из кареты.

Только затем, чтобы протянуть ей руку. На его лице сияла широкая улыбка, и Эмитист помимо своей воли улыбнулась в ответ.

— Ты неисправим, — сказала она, покачав головой.

— Да, я такой, — весело согласился он. — Но будь я другим, у нас ничего бы не вышло, верно? Тебе нужен мужчина, у которого хватит сил, чтобы не истечь кровью, когда ты попытаешься поточить об него свои коготки.

— И ты считаешь, что этот мужчина ты?

— Я тот мужчина, который тебе подходит, — поспешил шепнуть ей Нейтан как раз в тот момент, когда к ним подошел лакей, чтобы забрать у Эмитист пальто. Она вспыхнула. Ей захотелось сделать что-нибудь, чтобы тоже вогнать его в краску. Только она не могла придумать, как это сделать, не попав впросак самой.

— Господи, ты только посмотри. — Нейтан почти машинально положил ее ладонь на сгиб своего локтя, не сводя глаз с вереницы гостей, тянувшейся вверх по лестнице. — Должно быть, они арендовали все здание, а не только один этаж.

Эмитист заметила высокомерный изгиб его губ. Похоже, несмотря на то что он вырос в избранном кругу и был женат на женщине из богатой семьи, Нейтан не жаловал людей, кичившихся своим богатством.

— Ну и… — Оторвав взгляд от мраморных колонн, дорогих канделябров и ливрейных лакеев в париках, Нейтан снова обратил свое внимание на нее. — Ты собиралась рассказать мне, что ответил твой наемный француз, когда ты сказала ему, что он выдает себя за другого.

Неужели? О да. Это тоже разозлило ее.

— С этого все и началось, — согласилась она. — Но потом, вместо того чтобы честно во всем признаться, у него хватило смелости потребовать, чтобы я назвала того, кто мне об этом рассказал.

— Какой наглец, — с притворным ужасом произнес Нейтан.

— Да, это правда. Он вел себя так, словно я не имею права задавать ему вопросы, хотя я дала ему место, требующее особого доверия. Я как раз указывала ему на то, что если он желает сохранить это место, то должен быть честен со мной, когда в комнату влетела Финелла и бросилась его защищать. Она сказала, что это ее вина. Ле Брюн пытался заставить ее замолчать, говоря, что я не знаю всей правды, но Финелла заявила, что не может больше держать меня в неведении, и во всем призналась. Не в том, кто он такой, а в том, что они собираются пожениться, как только вернутся в Англию.

На миг Эмитист пришло в голову, что они устроили какой-то коварный заговор, чтобы обмануть ее. Учитывая, сколько времени они проводили вместе, работая над ее перепиской с французскими коммерсантами, это было совсем не сложно. Мысль о том, что Финелла не оправдала ее доверия, была для Эмитист как острый нож.

То, что они скрывают всего лишь свою любовную связь, стало огромным для нее облегчением.

— Но почему, — удивился Нейтан, продолжая подниматься с ней по лестнице, — им понадобилось скрывать от тебя свою помолвку?

— Потому что он стал ухаживать за Финеллой, — решительно заявила Эмитист. — В первую же ночь нашего пребывания в Париже. О, она говорит, что сама во всем виновата. Слишком много выпила и чувствовала себя очень одинокой. К тому же за время путешествия они подружились. А потом Финелла сказала, что ей не хватало той близости, которая может возникнуть только между мужчиной и женщиной. По тому, как она покраснела, я поняла, что речь идет о постели.

Теперь, проведя несколько часов в постели Нейтана, Эмитист могла по-настоящему понять, почему Финелла поддалась соблазну, хотя еще днем раньше это вызвало бы у нее ужас и отвращение.

— И тут многое сразу встало на свое место. Например, почему ни один из них не мог прямо посмотреть мне в глаза. И почему его обычный сарказм вдруг сменился искренней любезностью.

И почему Финелла краснела в ответ на самые безобидные замечания. Все это время Ле Брюн пытался заставить ее молчать. И только когда он, закрыв лицо руками, со стоном рухнул на диван, Финелла наконец догадалась, что мы спорили совсем не об этом. Но было уже слишком поздно. Как говорится, дело было сделано.

— Хотел бы я посмотреть на это. — Нейтан не мог сдержать усмешки.

— Это не смешно. — Неужели он не может ни на что смотреть серьезно?

— Прости меня, но это выглядит довольно забавно. Когда рядом с тобой оказывается парочка Ромео и Джульетты не первой молодости, которых ты наняла, чтобы они тебя опекали. Это же полнейшая нелепость.

— По правде сказать, они боялись, что я попытаюсь разлучить их.

— Но зачем, ради всего святого, тебе это делать?

— Потому что, — ответила Эмитист, с силой вцепившись в перила, — Ле Брюн воспользовался ее слабостью. Если бы я узнала об этом на следующее утро, когда увидела ее такой расстроенной, я бы его выгнала!

— Но ты сказала, что Финелла хотела этого не меньше, чем он.

— Я понимаю, что ты не видишь ничего дурного в том, чтобы прыгать к кому-то в постель, — холодно произнесла Эмитист, — но Финелла мучилась сознанием своей вины. Так сильно, что не могла заставить себя признаться мне. Однако Ле Брюн, похоже, убедил ее в том, что между ними возникла какая-то невероятная страсть, которая должна закончиться свадьбой.

Эмитист не заметила, как Нейтан дернулся, когда она предположила, что ему чужда всякая мораль. Что он готов, как она выразилась, прыгнуть в постель с любой женщиной. После секундного колебания Нейтану не без труда удалось продолжить беседу:

— А ты в это не веришь?

— Я…

Он заметил, как Эмитист вдруг остыла. Ее плечи об мякли и опустились.

— До сегодняшнего дня я бы сказала, что не верю. Но после того, как все утро наблюдала их…

— Нежности, — услужливо подсказал Нейтан.

Эмитист бросила на него быстрый взгляд.

— Вот именно, — с горечью согласилась она. — Ле Брюн выглядел очень убедительно в своей роли.

Не успели они отъехать, как Финелла и Гастон, которым больше не требовалось скрывать свои отношения, стали вести себя на редкость демонстративно. Они улыбались друг другу, смеялись над какими-то глупыми шутками, казавшимися Эмитист полной бессмыслицей. Они обменивались такими взглядами, словно при первой же возможности готовы были нырнуть в ближайшие кусты и сорвать друг с друга одежду.

При этом им каким-то образом удавалось подключить к своей счастливой любовной болтовне Софи. Эмитист видела, как прямо у нее на глазах возникает семья.

Эмитист почувствовала себя почти такой же одинокой, как в то время, когда ее семья отвернулась от нее.

С каждой минутой Эмитист все больше жалела о том, что, связанная договоренностью поехать с этой парочкой, она постеснялась бросить их, чтобы провести время со своим любовником, в то время как они не замечали вокруг никого, кроме друг друга.