– Ах, собака! – вопил парень вслед ушедшему. – Я до тебя доберусь.

Вопил он долго, и, должно быть, от волнения его заклинило, но он продолжал вопить по-русски, не позаботившись перейти на свой родной язык. Мы с Маришей были ему очень благодарны. Таким образом наш словарный запас существенно расширился. Наконец парню надоело голословно оскорблять своего недруга, и он переключился на своих товарищей.

– Ты хочешь этому трусу отдать наши деньги? – обратился он к бородатому красавцу, который явно тут был главным. – Он недостоин быть нашим соратником, он предатель, он предал своего нынешнего хозяина, значит, предаст и нас.

– Ты рассуждаешь совершенно верно, но ты не прав, – спокойно возразил ему бородатый. – Он никогда не уедет со своими деньгами из наших гор. И не такие терялись в них навеки, и только вода на дне ущелья знает об их последних минутах. А деньги мы ему передадим только после того, как получим интересующий нас договор.

Мариша восхищенно пихнула меня локтем в бок. Я ее восторга не разделяла, мало мне одного трупа в бассейне, так тут еще и какие-то политические интриги. А политику и особенно политиков я всегда не любила до головной боли, так как никак не могла найти хоть одного человека среди них, который бы в течение нескольких месяцев придерживался одной и той же точки зрения.

Молодой парень за это время немного поуспокоился и перешел на свой родной язык, а следом за ним его примеру последовали и все остальные, лишив нас возможности и дальше их подслушивать. То есть подслушивать мы могли хоть до посинения, но что за удовольствие сидеть в духоте среди паутины и слушать речь, которой не понимаешь. Мы уже приготовились к отступлению, к тому же гроза на улице явно пошла на убыль, но внезапно со стороны туалета раздался грохот перевернувшихся ведер, который никак уж нельзя было принять за атмосферные явления.

Из соседней с нашим закутком комнаты выскочило сразу несколько крепких парней, о существовании которых мы с Маришей до сей поры и не подозревали, и всей сворой метнулись к источнику грохота. Дверь в сортир распахнулась, и нашему взору предстал Илья, раскачивающийся на тросе среди поваленных им пустых ведер, пустых банок и глиняных горшков.

– Вот придурок! – выразила наше общее мнение Мариша. – И зачем мы с ним связались? От него одни неприятности.

Между тем охранники схватили Илью, слабо отбивающегося от них одной ногой. Руки у него были заняты, так как трос он отпустить не решался, а вторая его нога застряла в помойной дыре, и ее никак не удавалось оттуда извлечь без посторонней помощи. Так что в какой-то степени охранники сделали для Ильи доброе дело. После этого они потащили его в комнату, где только что шло совещание, и поставили перед бородатым красавцем.

– Что ты тут делаешь? – сурово спросил тот у него по-русски. – Шпионишь?

Илья что-то торопливо ответил, но мы не поняли.

– А! – просветлел лицом бородатый. – Так ты наш. Лицом ты на русского сильно смахиваешь, вот я и ошибся. Бывает же.

У Ильи хватило ума понять, что сейчас ему лучше не распространяться на тему своей генеалогии, и потому в ответ только кивнул. Но вот чтобы ответить на вопрос: «Один ли он тут был?», что был один, мозгов у него было недостаточно. Он отрицательно покачал головой и заявил, что с ним были еще две девчонки. И пока бородатый добродушно интересовался, хорошо ли Илья поразвлекся сразу с двумя девушками, мы с Маришей начали поспешное отступление, стараясь делать это по возможности бесшумно.

– Не хватало еще, чтобы эти личности заинтересовались нами и начали разыскивать, – шипела Мариша. – Мало ли что им в голову придет. У них тут отношения с женским полом построены весьма странно.

Мы выскочили на улицу, и тут же встал вопрос о дальнейшем передвижении. Ощущалась существенная нехватка транспорта, так как бежать по незнакомым дорогам под затихающим, но все еще сильным ветром и дождем не хотелось ни мне, ни Марише. К тому же темно было, хоть глаз выколи. Видимо, о том, что в двадцатые годы двадцатого столетия в стране была проведена полная электрификация, здесь еще не слышали.

– Переждем до утра в сарайчике? – нерешительно предложила мне Мариша. – Вряд ли они догадаются искать нас под собственным носом.

– А если все-таки догадаются? – испугалась я.

Думать о том, что они с нами сделают, если обнаружат, не хотелось, но почему-то выгнать эту мысль из головы никак не удавалось. Однако Мариша уже подняла брезент на одном из сарайчиков и восхищенно присвистнула. Я тоже заглянула туда и, признаться, ее восторга не разделила. Там стоял танк или, во всяком случае, что-то сильно на него смахивающее. Нетрудно было предположить, в каком направлении работают сейчас мозги у моей подруги.

– Мариша, танк – это уж слишком! – предупредила я ее. – Автомат еще туда-сюда, может быть, нам его еще и простили бы, но если мы у них угоним танк, то нам это до конца жизни не забудут.

– Во-первых, кто сказал, что люди, у которых мы сперли автомат, и эти южане – это одна и та же компания? Может быть, они враждуют, и тогда обе стороны будут нам благодарны за вред, причиненный противнику. А во-вторых, почему ты решила, что это танк? У танка должна быть башня, из которой он стреляет, а где ты здесь видишь башню?

Я ошарашенно посмотрела на Маришу и попыталась уловить в ее словах хоть какую-то логику. Как обычно, мне это не удалось, и я просто попыталась воззвать к ее разуму, впрочем, без особой надежды на успех.

– Но ты ведь не знаешь, как эта машина заводится и заводится ли она вообще, – как можно доходчивее прохныкала я. – У нее и топливо, наверное, кончилось еще в прошлом году. А даже если и не кончилось, то управлять ты ею не умеешь, а значит, в лучшем случае мы сверзимся в ближайшую пропасть, не справившись с управлением.

– Не сверзимся, – бодро утешила меня Мариша. – Посмотри, какая эта машина крохотная, наверняка она очень маневренная.

Говорила она это, уже забравшись на крышу нашей малютки, которая, на мой взгляд, была ростом со взрослого и очень крупного бегемота. Впрочем, живых бегемотов я видела только в зоопарке, и то один раз в жизни, поэтому могла и ошибиться на пару кубических метров. Я осторожно оглянулась по сторонам, но Маришино копошение под брезентом оставалось пока незамеченным. И тут до меня дошло, что если Маришу, забравшуюся в танк, найдут далеко не сразу, то меня увидят тут же, как только кому-нибудь придет охота выйти из дома. Поэтому я не стала больше канючить и пытаться извлечь подругу из найденной нами консервной банки, а сама полезла следом за ней.

Машина нам досталась в этом смысле очень удобная, на ней была масса различных выбоин и выступов, цепляясь за которые я легко поднялась наверх. Мариша к этому времени уже откинула крышку и спустилась внутрь.

– Спускайся сюда, – донеся до меня ее приглушенный голос. – Здесь очень уютно, и главное – никого нет.

Я проворно спустилась и обнаружила, что внутри тесновато, здорово пахнет машинным маслом и вообще обстановка самая спартанская, но, кроме меня и Мариши, там и впрямь не было ни одной живой души, и одно это примирило меня с нашим убежищем.