С этими словами Бер, круто развернувшись, стал быстро удаляться, загребая пушистый снег высокими ботинками.

Древнее место… сгусток темной силы… высохшее болото… капище забытых славянских богов… Надо же, а он и не предполагал, что, оказывается, сохранились каким-то чудом на свете такие вещи. Чему учил его Медведь? Главное — почувствовать свой страх? Ощутить себя жертвой?

Почувствуй страх… Ощути себя жертвой…

Ему стало страшно. Сразу и очень сильно. Даже не пришлось особенно стараться для того, чтобы испытать крайне неприятное, непривычное и совершенно непреодолимое, как инстинкт, чувство. Белояр вдруг жгуче осознал, что он один в ночном огромном лесу. Он даже не знал — где, в какой примерно стороне, находится человеческое жилье. Не мог понять, где юг и где север… хотя какая разница? Он не знал и не видел ничего, кроме узкой дорожки следов, протоптанной в снегу ушедшим Медведем. Да и та затерялась за деревьями и словно пропала, когда стихли постепенно удаляющиеся шаги Учителя.

Поминутно вздрагивая перенапряженным телом от звуков ночного леса, Белояр стал озираться. Серебряный серп скрывался за высокими деревьями, и темнота была плотной, как вода. Только слабый отсвет откуда-то издалека делал небо зловещим в наплывающем мареве облаков.

Поначалу он боролся с собой. Белояр сразу понял, как трудно будет даваться ему наука Медведя. Именно потому, что слишком многое в ней противоречило его природе, да и вообще — человеческому естеству. Он закрыл глаза. Постарался настроить себя на то, о чем говорил Бер. Филин ухнул гулко и обреченно, скрипнул снег под ногой, щелкнула, сломавшись где-то промерзшая ветка. Белояр сделал попытку вглядеться в себя, чтобы понять — все это только КАЗАЛОСЬ или же на самом деле БЫЛО бредом? Больной фантазией, принадлежащей слишком сильной личности, способной увлекать за собой других? Во всяком случае, очень многое от нездорового мировосприятия присутствовало.

Белояр стал сомневаться в правильности своего поступка. Впервые с тех пор, как принял решение, по сути являвшее собой единственный выход. Усомнился, вдруг ярко представив абсурдность и странность ситуации… Еще можно было стряхнуть наваждение. Еще не поздно уйти, убежать, скрыться и забыть обо всем, как о запутанном пьяном кошмаре… Но потом, как всегда внезапно и больно, перед глазами возник тот вечер. Та сцена в освещенной свечами комнате. Сцена, страшнее которой ничего не может быть. Даже эти мрак и стужа в глубине зимнего враждебного леса оказались не так ужасны, как то, что ему довелось пережить. Тогда он перестал сопротивляться и отдался месту.

Тишина — мрачная, бездонная, мертвая, повисла над капищем темных богов. Тишина — такая неизбывная, что в один жуткий миг Белояру помнилось, что он оглох. Потому что такого не бывает! Сбившись дыханием от накатившего ужаса, он поднял руки и стал хлопать себя по ушам ледяными ладонями, чтобы убедиться в наличии слуха. Ломкий шелест, производимый промерзшей тканью куртки, и хлопки, отдающиеся в ушах, показались оглушительными, еще более страшными, чем тишина, и он перестал шевелиться. Замер, оцепенел, как этот идол в центре поляны — такой же неподвижный, прямой, вытянувшийся в невыносимом напряжении, промерзший и настороженный. И тогда постепенно и в то же время очень быстро — нет, не страх, а ужас ледяной водой заструился по шее, потек по спине, облил грудь, схватил сердце. Вспоминая, как сквозь сон наставления Медведя, Белояр понимал — все идет так, как нужно.

Это место и вправду делало все за него. События, такие страшные, что казались невероятными, убийства и насилие в огромных количествах скопились здесь адской воронкой, заставляя вырабатывать страх, а затем жадно высасывая его до капли, набрасываясь, словно голодный зверь на горячую кровь жертвы. Такого первобытного ужаса Белояр не испытывал никогда, если только в детстве. Смутно помнилось нечто похожее в далеком прошлом. В то время, когда только начинаешь что-то понимать и чувствовать, но совершенно не можешь справиться с собственными эмоциями и окружающим миром. И от этого становишься таким уязвимым и беспомощным… как он сейчас. Детский глубинный ужас, как неспособность к контролю, как полная парализация воли к борьбе и спасению, смирение жертвы перед чем-то всесильным, превосходящим в неисчислимое число раз заставили волосы на голове и теле Белояра зашевелиться. Огромный, готовый вот-вот лопнуть, шар, наполненный вместо воздуха страхом, мучительно и сладко набухал в груди, причиняя боль сердцу.

Сколько времени прошло с той поры, как Медведь привел его сюда? Минуты или часы? Вся ночь или мгновение? Времени больше не существовало, здесь даже мороз не переходил в разряд абстрактных понятий. Ученик не понимал, холодно ему или нет, потому что внутренний озноб был в десятки раз сильнее любого мороза.

А потом Белояр с изумлением и затаенным восторгом обнаружил то, о чем говорил Медведь и что казалось особенно диким. Он понял вдруг, что от дикого, неодолимого ужаса, от чувства подчиненности и обреченности, давно уже испытывает яростное, жгучее возбуждение, заставившее плотно прижаться к телу холодную ткань джинсов на бедрах.

Испытать сексуальное возбуждение… от страха…

Оказалось, ему это не так уж трудно дается.

Когда он вышел с капища, сердце колотилось в груди и ухало в голове гулко и обреченно, как филин. Как Белояру удалось найти тропинку, как он шел по ней в белой мгле ночи, как отворил маленькую калитку за домом Медведя — он не осознавал, не помнил, все еще находясь частично во власти нави. Он еще не знал, что полностью она не отпустит его теперь никогда.

Когда Белояр оказался в поселении, у него все еще было лицо человека, заглянувшего в вечность. Взгляд светлых глаз излучал мрак, движения принадлежали заводной кукле. Близнецы обернулись, резко замолчав, когда он проходил мимо костра.

Когда случайно или специально попавшийся навстречу Рьян задел его плечом, Белояр не отреагировал на вызов, лишь рассеянно полуобернулся вслед обидчику и тут же забыл об этом. Сам Рьян удивленно и разочарованно посмотрел ему вслед.

В мрачной задумчивости, которая не покидала его почти ни на минуту весь последний месяц, Рьян присел возле костра. Приметив в пурпурных отблесках пламени выражение смуглого нервного лица, близнецы присмирели. И уже перебрасывались шутками лишь вполголоса, временами опасливо взглядывая на Рьяна. Не особенно вдаваясь в нюансы жизни вообще и человеческой психологии в частности, эти ребята каким-то обостренным инстинктом чуяли — из всех опасных качеств Рьяна ревность — самое страшное.

…Весь следующий день, плавно перешедший в вечер, Белояром владело влечение. Непреодолимое желание. Нездоровая тяга вернуться туда, обратно, в то место, где он испытал эмоции, ранее немыслимые. Определенно, так наркоман хочет дозу. Просто ни о чем другом не может думать кроме своего желания. И потому нет вариантов. Когда-нибудь, рано или поздно оно все равно исполнится.

Атмосфера места, снег, укутавший землю блеклым, холодным саваном, черные остовы деревьев и низкие, приземистые стены срубов только содействовали тому, что творилось сейчас в душе Белояра, уже начавшей меняться.