Ворота вновь открылись. Крестоносцы на стенах были готовы к внезапной атаке, но сарацины играли честно. Трое посланцев выехали за ворота, которые тотчас за ними захлопнулись, и рысью умчались за холмы.

Барон приказал одному из крестоносцев принести саблю от караван-баши. Тот убежал и вернулся с караванщиком. Последний держал в руках саблю, обернутую чалмой, и тяжело дышал. Дневная жара уже начала спадать, но до благословенной ночной прохлады было еще далеко.

– Надеюсь, мои интересы будут учтены при получении выкупа, господин барон? – вкрадчиво осведомился караван-баши.

Барон задумчиво посмотрел на него, потом на Локерли. Тимофей подумал, что он все-таки повесит караванщика, но барон только жестом приказал тому отдать вторую саблю Тимофею. Караван-баши тоже так подумал и отдал саблю молча, сопроводив потерю взглядом побитой собаки.

Ждать пришлось недолго. Конные сарацины едва скрылись за холмами и тотчас появились обратно. По всей видимости, их эмир ожидал, что крестоносцы потребуют выкуп, и приготовил его заранее. Оставалось только договориться. Ну и заодно оценить силы крестоносцев. Оценка, должно быть, вышла неутешительная, и сарацины привезли деньги.

Обмен состоялся в воротах. Сэр Патрик удостоверился, что монеты не поддельные.

– Надеюсь, пересчитывать не надо? – осведомился барон.

– Нет, – сказал посланец.

Барон смерил его взглядом и сделал знак Тимофею. Мастер вышел вперед, протягивая сарацину обе сабли. Когда тот увидел перепачканную кровью чалму, его аж затрясло от злости.

– Не дурите, уважаемый, – тихо сказал ему Тимофей по-арабски. – Берите свои сабли и уходите.

Посланец гневно глянул на него и молча выхватил у Тимофея обе сабли. Чуть руку ему не порезал.

– Что вы ему сказали, мастер? – громко спросил барон.

– Он посоветовал не дурить и проваливать отсюда, – перевел для него сэр Патрик.

– Добрый совет, – согласился барон и громко добавил, обращаясь к сарацинам: – И этого не забудьте.

Он указал на Локерли.

– Этого оставьте себе, – ответил посланец. – Мой эмир платит только за сабли.

Барон громко хмыкнул и велел выпустить сарацин. Едва посланцы вновь покинули крепость, из-за холмов прикатили три повозки. Их сопровождали безоружные сарацины. Впрочем, вскоре появился и отряд пеших лучников. Они открыто построились в отдалении напротив ворот. Пока их товарищи собирали тела, лучники стояли и хмуро глядели на крепость.

Один из убитых оказался крестоносцем. Должно быть, упал во время боя со стены. Его сарацины оставили у ворот. Остальных погрузили на повозки и увезли, прихватив заодно все раскиданное вокруг крепости оружие. По крайней мере то, что еще годилось в качестве такового. Крестоносцам остались лишь камни да сломанные копья. Когда повозки скрылись за холмами, лучники повернулись и ушли следом.

По приказу барона двое крестоносцев выскользнули за ворота и забрали оставленное тело. Локерли тоже сняли. Жара быстро превратила бы его из назидательного примера в источник зловония. Святой отец даже убедил барона разрешить ему отпеть висельника. Тот нехотя сменил гнев на милость. Точнее, он нехотя махнул рукой, что священник трактовал как разрешение поступать по своему усмотрению.

Над часовней скорбно прозвонил колокол. На службу собрались все, кроме часовых и раненых. Карл привел Ореста. Многие с тревогой поглядывали на безумца, но он тихо стоял у самой стены. Тело Локерли уложили рядом с долговязым крестоносцем. На лице последнего застыло удивленное выражение лица. Мол, да как же так-то!

На самом деле места внутри едва хватило, чтобы хоть как-то разместить мертвых и самых приличных из живых. Большая часть народа стояла на улице, за распахнутыми настежь дверями. Тимофей с Карлом и Орестом оказались внутри, но у самого выхода.

– Эх, если бы я сразу сообразил про тайник… – сокрушенно прошептал Тимофей.

– Остальные и вовсе этого не сообразили, – тихо отозвался Карл. – А Локерли вы как вычислили?

– По правде говоря, он сам себя выдал, – отозвался Тимофей. – Хотя с тайником все и без него стало ясно. Барону для такой суммы тайник не нужен. Тех, кто не входит в гарнизон, к рыцарской конюшне не подпускали, и если бы кто-то из чужих там терся, это было бы подозрительно. Значит, и смысла ему создавать там тайник нет, стены тут все одинаковые.

– Но Локерли как раз из каравана, – шепотом напомнил Карл.

– Это сейчас, а раньше он служил в крепости, – ответил Тимофей. – И выгнали его за воровство, а саблю как раз украли. Эх, если бы караванщик сразу признал, что эта сабля тоже его!

– Если бы он это сразу признал, барон его бы тогда же и повесил, – заметил Карл.

– Ну да, ну да, – Тимофей закивал. – Его тоже можно понять. Просто жаль долговязого.

Карл кивнул. Священник начал обходить павших, называя каждого по имени и вручая их души Господу.

– Как думаете, – прошептал Карл, – а зачем Локерли тогда полез в тайник? Не мог до ночи подождать?

– Пропажи могли хватиться и раньше, – тихо отозвался Тимофей. – Ну как начали бы искать? Или он опасался, что те, кто лезет на стены, могут наткнуться на его тайник. Хотя это вряд ли. По крайней мере, больше чем за два года никто тайник так и не заметил, а сарацины здесь частые гости. Скорее всего Локерли все-таки собирался и саблю туда припрятать. Может, прикидывал, как бы понезаметнее ее там пристроить, в мешочек-то она бы не влезла. И тут его застал сэр Жерар. Решил, что Локерли саблей сарацинам машет, ну а дальше, как ты и говорил, повел себя слишком самоуверенно. За что и поплатился.

Они помолчали. Священник уже половину павших назвал. Он так частил, словно бы не отпевал, а перекличку устраивал. Даже еще быстрее, поскольку ответа он ни от кого не ждал.

– Я, кстати, так и не поблагодарил тебя за мое спасение, – прошептал Тимофей Карлу. – Спасибо.

– Пустое, мастер, я ведь обещал вас защищать. Лучше Ореста благодарите, без него я бы поспел на ваши похороны.

Они оглянулись на безумца. Орест, словно почувствовав на себе их взгляды, мягко улыбнулся.

– Как ты тогда на него рявкнул, – с улыбкой припомнил Тимофей. – Он аж лук потерял от страха.

– Я просто вспомнил, что убийца убежал от раненого сэра Жерара, – отозвался Карл. – Вот и подумал: а пугану-ка я его! Сработало.

– Еще как сработало, – прошептал Тимофей.

Святой отец последним отпел Локерли, проводив его напутствием: «И этого дурака, Господи, прими тоже, он за тебя сражался». На благородной латыни это, конечно, прозвучало более торжественно и печально.

С латыни священник легко перешел на язык франков, произнеся короткую проповедь о том, что каждого крестоносца ждет Царствие Небесное, а потому им надлежит и далее, не щадя самой жизни своей, биться с врагами веры. При этом, однако, не забывая о милосердии. Как это совместить, он не уточнил.