Таймыром именовался дымчато-серый сибирский кот великанских размеров и еще более великанского самомнения, искренне убежденный, что все окружающее, включая людей, существует для его таймырова удовольствия. Недособранные паззлы от него старательно прикрывали, но он время от времени ухитрялся утащить несколько кусочков. Вскоре, впрочем, возвращал: приносил в зубах, клал возле Майки и муркал – на, мол, не расстраивайся, мне вовсе не нужна твоя игрушка, и вообще: вкусным не пахнет и даже не шуршит, какой интерес с такой играть, бессмысленная она.

Бессмысленно, повторяла про себя Арина, умиленно глядя на уютно сопящую Майку.

Да, это казалось совершенно бессмысленным. Но она не могла отделаться от ощущения, что дело об убийстве стриптизера – не просто один из эпизодов ее следовательской жизни, не просто очередная загадка, которую требуется решить. Нет, совсем не просто. И не очередная. Это часть другой головоломки.

И – нет, неправа Майка: работа следователя – это не сборка паззла. Картинка даже с отсутствующими элементами, даже «с дыркой посередине» остается сама собой, а тут… Ей вспомнился брелок, который она когда-то цепляла к школьному ранцу – маленький футбольный мячик. Стоило выдернуть из мячика один-единственный – но ключевой – элемент, и вся конструкция рассыпалась в черно-белую кучку вот уж действительно бессмысленных пластмассовых загогулин. Их можно было снова собрать воедино – причем как минимум половина загогулин без особых проблем размещалась «не там» или «не так», и даже мячик получался как будто правильный – вот только ключевой элемент никак не желал вставать на место, а вся конструкция, едва отпустишь, опять рассыпалась… Да, вот это и есть работа следователя – с поправкой на то, что детальки еще и отыскать нужно. А без ключевой и вовсе ничего не соберешь…

И почему-то ей теперь все время кажется, что убийство стриптизера – как раз такая вот часть общей головоломки. Ключевая… или… каталитическая?

Потому что, быть может, это не часть общей картины? Быть может, катализатор, без которого нужная реакция не идет, хоть плачь? Сам же катализатор как бы и ни при чем… Или перед ней не катализатор – путеводная нить? Невидимая, но явственно ощутимая…

Так собака чувствует неуловимую для людей, но очевидную для самой ищейки струйку запаха, который ведет к желанной цели. Арина чувствовала его – этот «запах». Не носом чуяла, не глазами видела – а словно какая-то струнка где-то внутри позванивала тоненько: з-здес-сь, з-здес-сь, з-здес-сь…

Это казалось совершенно бессмысленным.

Но и настолько же бесспорным: убийство стриптизера – ключ к загадке Имитатора.

Арина вытянула с полки потрепанный блокнот. Углы махрились и загибались, но черный котенок на когда-то глянцевой, а теперь изрядно поцарапанной обложке глядел все так же бодро. Папки с делами – точнее, стопка копий – покоились, как им и полагалось, в служебном сейфе. В блокноте было только самое-самое, выученное почти что наизусть. Вот они. Убийства, в которых «признался» старый опер Егор Степанович Шубин, перед тем как сымитировать собственное «убийство». И единственное, чем можно было объяснить его «признание» – он догадывался (или даже знал?), что все они – дело рук одного человека. Серия.

Хотя на первый взгляд убийства никак между собой не были связаны. Да, по правде сказать, и на второй, и на третий тоже. Ну да, все убитые – мужчины. Но в остальном – ни малейшего сходства. Разные способы убийства. Разные возраст, статус, семейное положение. Два успешных бизнесмена, старый антиквар и батюшка-бессребренник. Семейное положение… Двое женаты (при этом один стоял на пороге развода), один вдовец и один холостой – священник. Дети имелись у двоих: у одного из женатиков (точнее, у женатого вторым браком вдовца) и у старого антиквара. Тоже вдовца. Может, дело в этом? Черт! За что угодно можно пытаться зацепиться. потому что все, все жертвы разные. И ничто, ничто их не связывает – ни теоретически, ни как-нибудь еще. Они не могли быть бывшими одноклассниками, они пользовались услугами разных банков. Не исключено, что когда-то они летели одним самолетом. Но – все сразу? Маловероятно. Еще невероятнее, чтобы все они когда-то одновременно отдыхали на одном и том же курорте.

И что остается? Серийный убийца, выбирающий своих жертв методом случайного тыка в адресную книгу?

Но даже у психов есть логика. Только извращенная. Битцевский маньяк отмечал убийства на шахматной доске. Но он, хотя и выбирал жертв относительно случайно (предпочитая, однако, пожилых мужчин), но – только в Битцевском парке. И убивал одинаково. И фирменный знак – посторонние предметы в ране – оставлял.

В убийствах же из шубинского списка не только никаких «меток» не наблюдалось, в их перечне вообще не прослеживалась никакая логика. Хотя бы вывернутая наизнанку. Но ее не было. Арина крутила обстоятельства жизни и смерти жертв так и эдак – ничего. Их даты рождения не складывались в осмысленную последовательность, равно как и даты смерти. Инициалы жертв не образовывали никаких осмысленных анаграмм. Между ними не было внешнего сходства. И – способы! Падение с высоты, удар по голове, выстрел и отравление.

Нет, на серию это было решительно не похоже. Слишком разные дела.

Но все их объединила уверенность старого опера в том, что они – одно. О чем же ты думал, Егор Степанович, что ты в них видел? Что – чуял?

Арина ломала голову над этой загадкой уже полгода. Но единственное, что ей удалось выяснить – люди, осужденные за эти убийства, скорее всего, действительно невиновны. Как осужденный за убийство священника церковный староста Ферапонт. Осужденный, умирающий, он написал Шубину – и тот, похоже, осужденному «убийце» поверил. И начал собственное расследование. И, в конце концов, она же доказала, что бизнесмена Федяйкина убила не его молодая жена. И значит, очень возможно, что Шубин был прав. Но если по всем тем делам осуждены невиновные, то… то – что? Наверняка же старый опер видел в них еще какую-то общность! Ну да. Он – видел. А у нее – не получалось.

Она видела только «случайную выборку из телефонной книги».

Если это серия, то ее должно что-то объединять – что-то помимо личности убийцы!

Иногда Арине казалось – вот-вот, и она догадается! Почти догадалась уже!

Почти…

В детстве, когда соседка Аделаида Игнатьевна давала ей первые уроки игры на фортепиано – гаммы, этюды, бесконечный «Сурок» и «Болезнь куклы» – Арина нередко оттарабанивала заданное, думая лишь о том, как бы сбежать на улицу или книжку почитать. Аделаида Игнатьевна делала возвышенное лицо и говорила: «Профессор Мигдал, деточка… нет, мне не довелось у него учиться, но несколько его лекций услышать повезло. И вот он повторял, что в искусстве «почти да» – все равно, что «совсем нет». А то, что вы сейчас сыграли, это даже не почти», – и она укоризненно вздыхала.

Это было черт знает как давно, но, как ни крути, выходило, что Арина по сей день занимается поиском «да» среди бессчетных «почти». Кому сказать, что работа следователя сродни музыке – засмеют ведь. Разве что Майка, так серьезно спросившая про паззлы, смеяться не станет. И Денис, пожалуй, тоже поймет – о чем это она.