По мере того как Токарев говорил, ее глаза расширялись от ужаса. Она отчетливо, как в кино, видела эти жуткие картины.

— От тебя останется оскаленный голый череп, желтые кости и куча зловонного тряпья. Единственные люди, которые ни секунды не задумаются, чтобы отдать за тебя жизнь, — твои близкие, особенно твоя бабушка. Для всех других ты дешевле туалетной бумажки. Подтерлись тобой и выкинули. Так и твой Грицай. Ося-Мося — или как там его? Не хочу говорить даже об этом преступнике и наркомане, не стоит он моих слов. Уверен, это он подбивает тебя на вымогательство. Я обязательно его арестую и посажу. Мой тебе совет: порви с ним, сохрани себя для счастья. Еще ничего не поздно, — он мечтательно сузил глаза, как бы заглядывая в будущее. — Тебя любят, у тебя будет своя семья, будет много солнца, теплого девичьего счастья, заботы и радости. Ты сможешь прожить интересную, долгую жизнь. Наташка, прекращай убивать себя, ты достойна лучшего.

Она накрыла голову одеялом, и он услышал глухие рыдания. Слова проникли в нее. Белая горка с человеком внутри вздрагивала в такт всхлипываниям. Через несколько минут она выглянула, и Токарев увидел ее красное, перекошенное от ужаса лицо.

— Они его избили, — быстрым шепотом заговорила она. — Мы гуляли вчера за магазином, я отошла по надобности. Возвращаюсь — вижу, подошел мужик и ударил Славку, он упал. Товарищ следователь, если они узнают, где я живу, они придут сюда.

— Кто? — голос Токарева прозвучал жестко. — Сможешь его опознать?

— Не знаю, — она снова начала рыдать. — Это какие-то его дела. Я ничего не знаю. У него лицо было замотано шарфом.

— А Слава его узнал? Имя какое-нибудь назвал или прозвище?

— Я далеко была, не слышала. Да и не смотрела особенно. Он откуда-то из темноты быстро возник, хрясть ему в зубы, Славик назад перекувырнулся. Вроде там и второй был, но он около машины стоял. Я присела за мусорный бак, потом побежала, споткнулась и об железку какую-то ударилась, — она потерла левой рукой скулу.

— Они тебя заметили?

— Не знаю.

— Окликали?

— Нет, я не слышала. Могли заметить, конечно. Я рванула — и в магазин, купила там водки, выпила, меня стошнило. Страшно было домой возвращаться, вдруг он уже там и пытает родных. Но я прокралась незаметно. Мои не знают, что меня ищут, — девушка опять начала плакать. — Что мне делать?

— Не факт, что ищут, не трясись. Хотя… Что за машина была у второго?

— Машина? — девушка задумалась. — По-моему, джип, я не разглядела, говорю же — далековато было. Метров тридцать, может быть.

— Я понял. Пообещай мне завязать с наркотиками, алкоголем и криминалом. Если решишь, я вытащу тебя из этой истории.

— Обещаю! Больше никогда, клянусь!

— Хорошо. Вот моя визитка. Сиди дома и без моей команды на улицу не выходи. Если кто-то будет проситься или ломиться в дверь, сразу звони мне. Минуты через две-три наряд будет тут. Я предупрежу. Загребем их, и всё. Если к твоим кто-то будет подходить и спрашивать про тебя, сразу звони мне. Теперь иди проси у бабушки прощения и пей с ней чай с вареньем. Она замечательный человек и очень любит тебя. Может быть, больше, чем следовало бы. Считай, я подарил тебе новую жизнь, угробишь ее — больше тебя никто не спасет. Слышала?

— Угу.

— Смотри, Наташка, возьмешься за прежнее — помогать тебе не стану. Тоже обещаю.

В больнице Токарев сразу пошел к заведующей отделением. Она повторила ему то же, что докладывал Солнцев, добавив только, что есть некоторые признаки улучшения состояния больного. Он возле светового планшета разглядывал вместе с ней рентгеновские снимки с трещиной в кости в разных проекциях, вежливо кивал и слушал медицинские термины.

— Скажите, кто-то его навещает? — поинтересовался следователь.

— Да, конечно. Ваш коллега Солнцев попросил отдельно фиксировать, кто и когда приходит к нему. Мы фиксируем. Вот список, пожалуйста.

Она достала тетрадь, раскрыла ее, и Токарев прочитал:

«14.02., Свекольникова А. В., 15:15–20:40;

15.02., Свекольникова А. В., 18:10–20:00;

15.02., Свекольников Р. С., 18:00–23:30;

15.02., Баженов П. П., 20:55–21:00;

16.02., Свекольников Р. С., 15:05—…»

— Свекольников Р. С. — это отец?

— Да, Роман Сергеевич. Он и сейчас у больного. Сидит, держит его за руку, что-то все время шепчет, даже плачет. Знаете, мы не возражаем. Тем более он помогает ухаживать, туалет, там, и другие процедуры для лежачего больного.

— Я понимаю.

— Может быть, вам покажется странным, но такого рода воздействие часто помогает вывести больного из комы. Возможно, даже больше, чем лекарства. Волны родительской любви, как физиотерапия, облучают мозг больного, вызывая активность и запуская процессы восстановления. Наукой это не доказано, но я верю, — она чуть смутилась, розовые пятна выступили на ее лице. — Любовь и жизненная энергия родителя, ребенка, супруга через прикосновение перетекает пациенту, помогает ему мобилизоваться, когда сознание не включено. Вообще, любовь — самое лучшее средство от всех болезней. Когда человека любят, он меньше испытывает стресс, нервная система не перегружает сердце и мозг. Думаете, мистика?

— Вовсе нет, — Токарев с нежностью посмотрел на врача. — Если вам потребуются апологеты вашей теории, можете смело рассчитывать на меня. Вижу, к Эдуарду П. П. Баженов заходил…

— Буквально на пять минут. Это его школьный друг, сам милиционер. Пришел, ничего не принес… знаете, в больницу принято что-то приносить — фрукты, соки. Так вот, он пришел с пустыми руками, посмотрел, расспросил о состоянии и удалился.

— Просто проведал?

— Вроде того, — она задумалась. — Я всегда считала милиционеров какими-то чуть-чуть сверхлюдьми, а этот Баженов пошел на выход и заблудился. Забрел куда-то, еле нашли его. Чудак!

— Пойду посмотрю на пострадавшего, с вашего позволения. Вам Солнцев визитку оставлял?

— Да, она в кабинете. А что?

— Ничего. Надеюсь, вы позвоните, когда будет повод. Где Свекольников лежит?

— Вторая палата, по коридору налево. Накиньте халат. Там есть свой туалет и душ, если что. Прошу вас приборы и капельницы не трогать.

В ординаторскую зашел помятый, заспанный старик, в спортивном костюме, тапочках, и с вопросительным видом замер посредине.

— Что вам? — неожиданно резким тоном обратилась к нему заведующая. — Потеряли чего?

— Я это… укол…

— Кто «укол»? Уколы теперь перед ужином. Идите в палату, видите, я занята!

— Я когда задремал, чего-то… — попытался объяснить мужчина. — Вижу, никого нет, думал, это…

Токарев быстрым шагом направлялся в палату номер два, сзади доносился истеричный крик заведующей: «Я уже не могу с вами со всеми! Ну почему вы такие тупые? Один задремал, другой покурить пошел! Господи, за что мне это? Ведете себя как идиоты безмозглые! Что? Что ты топчешься тут?!»