Я не знаю, что она затевает, но, по определению, ничего хорошего.

– Зачем?

– В связи с убийством Лейси я делаю серию материалов под общим названием «Где они теперь?». Я подумала, что будет интересно рассказать о человеке, который присутствовал на заднем плане, когда это случилось, узнать, как дела у твоего брата, ну, как у человека, который представляет интерес и все такое. Мы могли бы…

– Ты в своем уме? – обрываю я ее. – Нет.

Вив вздергивает подбородок.

– Я все равно ее напишу. Разве ты не хочешь высказать свое мнение? Возможно, люди проявили бы больше сочувствия к Деклану, если бы о нем рассказал его брат.

Я отворачиваюсь, не отвечая. Вчера вечером Вив была в центре внимания в репортаже местных новостей, освещавшем сбор болельщиков в поддержку футбольной команды, у нее брали интервью, словно у некоего эксперта Эхо-Риджа по преступлениям. Она так долго находилась в тени Кэтрин, что ни под каким видом не могла упустить свой шанс оказаться в центре внимания. Но я не хочу помогать ей продлевать ее пятнадцать минут славы.

Я проталкиваюсь сквозь толпу и наконец замечаю Эллери. Ее трудно не заметить – волосы черным облаком обрамляют голову, а глаза так сильно накрашены, что, кажется, занимают пол-лица. Она похожа на кого-то из готических персонажей аниме. Не знаю, как характеризует меня то, что я немного в этом разбираюсь.

Эллери ловит мой взгляд и машет мне рукой. Она стоит с парнем на несколько лет старше нас, с уложенными на старинный манер локонами, с эспаньолкой и в обтягивающей рубашке с круглым вырезом и расстегнутыми на груди пуговицами. Всем своим видом он провозглашает: студент колледжа клеит школьницу, и я моментально проникаюсь к нему ненавистью.

– Привет, – говорит Эллери, когда я к ним подхожу. – Оказывается, сегодня здесь вечеринка.

– Я заметил, – отвечаю я, смерив сердитым взглядом парня с локонами.

Его это нисколько не трогает.

– Традиция «Дома ужасов», – объясняет он. – Она всегда проводится в субботу, ближайшую ко дню рождения владельца. Хотя я остаться не могу. У меня малыш, который никогда не спит. Нужно дать жене передышку. – Он вытирает лицо и поворачивается к Эллери. – Крови не осталось?

Эллери пристально его разглядывает.

– Нет, все нормально.

– Спасибо. Увидимся, – говорит парень и начинает пробираться сквозь толпу.

– Прощай, – откликаюсь я гораздо более дружелюбно, поняв, что у него нет видов на Эллери. – Кровью здесь называют макияж, да?

Эллери смеется.

– Да. Даррен весь вечер провел в кровавой ванне. Некоторые смывают макияж только дома, но он однажды попробовал пойти так и перепугал своего ребенка. Бедный малыш, наверное, чуть не умер от страха.

Меня передергивает.

– Я чуть не умер от страха, идя через ту комнату, а мне было десять лет.

Гигантские анимешные глаза Эллери делаются еще больше.

– Кто же привел тебя сюда, когда тебе было десять?

– Мой брат, – отвечаю я.

– А.

Вид у Эллери задумчивый. Как будто она заглядывает в тайный уголок моего сознания, который я стараюсь навещать как можно реже, потому что именно там хранятся вопросы о том, что на самом деле случилось между Декланом и Лейси. Они в равной степени вызывают во мне ужас и стыд, потому что периодически я представляю, как в самый неподходящий момент мой чересчур вспыльчивый брат теряет над собой контроль.

Я с трудом проглатываю вставший в горле комок и отодвигаю эту мысль в сторону.

– Я немного удивился, что они устраивают это после вчерашнего происшествия.

Эллери оглядывается вокруг.

– Ну да, я понимаю. Но слушай, все здесь работают в тематическом парке «Хэллоуин». Их не так-то легко напугать.

– Хочешь еще побыть здесь?

Я вижу, что Эллери сомневается.

– Лучше не надо. Бабуля даже не хотела, чтобы мы сегодня работали. Она жутко напугана.

– А ты? – интересуюсь я.

– Я… – Она колеблется, цепляет выбившуюся прядку волос и наматывает на палец. – Я хочу сказать «нет», потому что мне очень не нравится то, что какой-то неизвестный придурок может меня напугать. Но – да. Напугана. Просто это слишком… близко, понимаешь? – Она ежится, когда кто-то протискивается мимо нее в маске «Крик». – Я продолжаю вести со своей матерью разговоры, ничего не сообщая ей о происходящем, и в голове у меня крутится только одно – неудивительно, что она никогда не хотела привезти нас сюда. Ее сестра-близнец исчезла, дочь ее любимой няни убита и теперь это? Достаточно, чтобы возникло ощущение, будто весь город проклят.

– Твоя мать ничего не знает… ни о чем? – спрашиваю я.

– Да. Предполагается, что наше общение должно поднимать настроение. – Она отпускает прядь. – Ты же знаешь, она в реабилитационном центре. Я думала, весь город знает.

– Знает, – соглашаюсь я. Она насмешливо фыркает, но у меня сжимается сердце из-за сквозящей в этом смешке печали. – Мне жаль, что тебе приходится с этим разбираться. Я сожалею насчет твоей тети. И давно хотел тебе это сказать. Я понимаю, что все это случилось задолго до нашего рождения, но… все равно ужасно. Как бы банально это ни звучало.

Эллери опускает взгляд.

– Я совершенно уверена, что мы именно поэтому здесь оказались. Думаю, Сейди так с этим и не справилась. Никакого облегчения, ничего. Я не связала эти события с гибелью Лейси, но именно тогда все понеслось под откос. Должно быть, совсем одолели дурные воспоминания. Поэтому в ее нынешнем неведении есть некая ирония – что тут поделаешь? – Она шутливо отсалютовала своей бутылкой с водой. – Троекратное «ура» в честь общения, поднимающего настроение. Ну, ладно. Наверное, нужно найти Эзру, да? Он сказал, что пойдет вниз за водой.

Мы выбираемся из набитого людьми склепа и спускаемся в комнату для персонала, но Эзры там нет. Здесь прохладнее, чем наверху, но мне по-прежнему очень жарко и немного хочется пить. Я иду к мини-холодильнику и достаю две бутылки воды, ставлю одну на туалетный столик, а другую предлагаю Эллери.

– Спасибо.

Она протягивает руку, но я выпускаю бутылку раньше, чем Эллери полностью ее обхватывает, и бутылка падает на пол между нами. Мы оба наклоняемся и почти сталкиваемся головами. Эллери смеется и кладет руку мне на грудь.

– Я возьму, – говорит она и поднимает бутылку. Когда она выпрямляется, даже в этом тусклом свете я вижу, как покраснели у нее щеки. – Мы такие грациозные, да?

– Это я виноват, – говорю я. В результате возни с бутылкой мы сближаемся сильнее, чем это необходимо для разговора, но ни один из нас не отходит. – Плохая передача. Теперь ты понимаешь, почему я так и не стал футболистом.

Она улыбается и приподнимает голову. Черт возьми, какие красивые у нее глаза.