При Брежневе пестовский завод производил бытовки и блок-контейнеры на весь соцлагерь, даже на Кубу и Вьетнам. Некоторые модели включали в себя вентиляторы и холодильники, но вчерашние ларечники упростили технологию до минимума. И отправили ходоков с предложениями по стройкам Москвы. Казалось бы, их ждет жесточайшая конкуренция на этом рынке. Но спустя несколько лет оказалось, что каждая вторая бытовка на стройках обеих столиц – из Пестово. Стерхов вспоминает: «Тогда так сложилось, что еще мэр Лужков начал активно раздавать землю в Подмосковье с условием, что там должно что-то стоять. А бытовка – она самая дешевая. Ее легко привезти, поставить».

Производитель из Подмосковья с такой же ценой бытовок оставил бы пестовчан без штанов. Но конкурентным преимуществом Стерхова со товарищи стало именно неудобное положение. В отличие от Маркелова из Петрозаводска им не приходилось 90 % усилий тратить на оборону: давать взятки, содержать юристов. Новгородским печенегам поначалу и в голову не приходило, что в такой дыре есть чем поживиться, а туда-обратно по 600 км гонять – лень. Хотя были бы нормальные дороги – может, и не случилось бы в Пестово «экономического чуда». А так любой школьник знал: нужны деньги на велосипед – иди после уроков колотить бытовки. Здесь до сих пор почти нет краж – нет смысла, всегда можно хорошо заработать, не имея ни образования, ни резюме. Из 16 тыс. жителей около тысячи открыли собственные предприятия.

Олег Стерхов рассказывает: «У меня простые рабочие за лето зарабатывали на приличную иномарку. Некоторые уже через год открывали свою фирму. Рынок оказался бездонным, мы стали друг другу не конкурентами, а союзниками. Например, кому-то заказали из Москвы сделать 200 бытовок за месяц. Ему одному такой заказ не поднять, а отказываться глупо. К концу девяностых начали активно строить в Питере, у всех появились сайты в Интернете, и к нам пошли заказы со всей страны. Хотя доставка блок-контейнера на Север стоит раза в 2–3 дороже, чем он сам».

Почему в Рыбинске блок-контейнер стоил 100 тыс. рублей, а в Пестово – почти вдвое дешевле? Сами пестовчане объясняют: у нас репутация, объемы, с каждой бытовки имеем всего-то 2–5 тыс. рублей. Плюс все эти годы вкладывались в оборудование, поэтому себестоимость деревообработки низкая, а ассортимент товаров теперь уже широкий. Падает спрос на бытовки, растет на дачные дома, бани, профнастил, металлочерепицу, модульные здания любой сложности и этажности. Сегодня сборные дома дают больше строительных вагончиков. Да и работать принято от зари до зари.

В итоге в Пестово зафиксирована аномальная для глубинки демографическая стабильность: чуть более 15 тыс. жителей насчитывалось и в 1970-е, и в 1990-е, и сейчас. Пока правительственные экономисты ломают голову, как предотвратить отток населения из провинции в города, любой восьмиклассник скажет вам проверенный рецепт: зачем нам куда-то уезжать, если твердо знаешь, что хорошо оплачиваемая несложная работа была, есть и будет. А от власти нужно всего-то не мешать.

Когда я приехал в Пестово первый раз, бизнес жаловался, что их городок стали преподносить в СМИ как лубочную «деревню миллионеров». Никто не видел главной системной причины процветания, а искали признаки особой одаренности русского человека, которая почему-то именно здесь пробилась наружу. Дошло до того, что заговорили об особом «пестовском характере», который сформировали окрестные клюквенные болота: якобы при дефиците пахотной земли здесь выживали только настоящие труженики.

Известность уже тогда вышла Пестово боком: участились набеги печенегов, а областные власти совсем перестали помогать – дескать, у вас там все богатые, сами и скиньтесь на новые дороги. Хотя почему частники должны скидываться на дороги в районе площадью 2 тыс. кв. километров – за гранью понимания. Кто кому платит налоги?!

Недовольство стали проявлять и простые жители, поскольку из-за нехватки рабочих рук в Пестово появились гастарбайтеры из Средней Азии, участились конфликты. Почему, говорят, не нанимаете местных?

А местных нет: безработными числятся около 40 человек, в основном пожилые женщины, ни одного мужика. И разве плохо, что у тебя в районе есть работа?

Когда я приехал через 8 лет, глаза Стерхова были полны изумления: областные власти только что объявили о готовности построить в Пестово целлюлозно-бумажный комбинат за 10 млрд рублей. При годовом бюджете насквозь дотационной области в 20 миллиардов. С точки зрения инвестора, более неудачного места выбрать невозможно. Чисто технологически река Молота, на которой стоит Пестово, для крупного ЦБК мелковата, да и запасы леса в районе поредели. Тем не менее губернатор твердил, что строительство комбината в Пестово «освободит райцентр от тупикового пути развития моногорода», а глава района – что большинство пестовчан за ЦБК. К слову, я таких оптимистов не встретил ни одного.

При сословно-распределительной системе логика предпринимательства становится с ног на голову. Зачем на Камчатке нужно было закупать почти три сотни муниципальных автобусов, если уже существующие маршрутки и так двигались как одна электричка? Для нормального бизнеса это нонсенс, но для замкнутой прослойки чиновников, депутатов и силовиков, власть которых не имеет противовеса, – эффективный ход по захвату рынка. ГИБДД, прокуратура и другие печенеги зачищают нишу от тех же маршруток, городская администрация приводит в нее своих людей. ЦБК в Пестово построить не получилось, потому что центр приказал регионам затянуть пояса, а вскоре и губернатор сменился. Но движение намечалось явно в том же направлении.

77-тысячный Выборг в соседней Ленинградской области совсем не похож на Пестово, хотя де-юре такой же райцентр. В Пестово главной достопримечательностью является дореволюционная водонапорная башня, а в Выборге соседствуют единственный в России средневековый рыцарский замок и три десятка довоенных кварталов, застроенных в стиле северного модерна: из дорогого гранита, с богатым декором. Наивысший расцвет градостроительства в Выборге пришелся на период независимости в составе Финляндии в 1920-1930-е гг., поэтому такого югендстиля нет даже в Петербурге, где в те годы властвовал пролетарский конструктивизм.

В Выборге чувствуется близость заграницы: ближайший погранпост в 40 км, а до Петербурга чуть более 100. Здесь в любое время года много финских туристов. Жительница города рассказывала мне: «Однажды прихожу в наш двор на Крепостной улице, а там крутится пожилой финн, все рассматривает. Я через час в окно выглядываю, а он сидит на лавочке весь в себе. Когда выходила с ним поговорить, уже догадывалась: он жил в моем доме до войны. Пригласила к себе, угостила чаем. Он меня на 35 лет старше, говорили по-английски, подружились. Он помнит, как горел после бомбардировки кафедральный собор – сейчас от него осталась одна башня». И это в общем не эксклюзив. Другая выборжанка рассказывала мне, как в 1980-е годы, когда в Финляндии действовал сухой закон, каждое лето в ее дом на окраине Выборга из Хельсинки приезжал его бывший хозяин. Он арендовал комнату с верандой, платил деньги вперед, после чего его месяц никто не видел трезвым.

В советские времена привели в порядок замок с башней Святого Олафа, Ратушу, Часовую башню, рынок. После распада СССР отреставрировали библиотеку великого Алвара Аалто и восстановили памятник шведскому маршалу Торгильсу Кнутссону. После отделения Прибалтики, Белоруссии и Украины вдруг оказалось, что Выборг – единственный хорошо сохранившийся средневековый город в России. И из него можно сделать конфетку вроде Делфта или Брюгге.