– Ты что? Ты куда?

– Не знаю.

– А здесь чего стоишь?

– Денег нет на билет.

– Так… Ясно. – Громов выхватил из Ленькиных рук узелок и взял его за руку.

– Едем ко мне. Я человек одинокий. Поживешь пока у меня.

Ленька не сопротивлялся. Влез вместе с Громовым в подошедший трамвай, и тот, громыхая, как пустое ведро, повез их в заречную часть города.

Когда Ленька вошел в квартиру и увидел в прихожей брезентовый дождевик, в котором Владимир Иванович ходил на маршрут, сразу же успокоился. По большому счету ничего не менялось: раньше они с Громовым жили в палатке, теперь в квартире. Сегодня есть крыша над головой. Что будет завтра – жизнь покажет.

* * *

Утром Владимир Иванович сказал:

– Мне нужно сходить в геологическое управление.

– Надолго? – осторожно спросил Ленька, словно опасаясь, что его за ненадобностью прогонят, как приблудного пса.

– Нет, ненадолго. Тебе, кстати, тоже нужно пойти.

– Зачем?

– Зарплату тебе выдадут. Ты, как-никак, больше месяца у нас отработал. Так что получишь свои честно заработанные.

Ленька несколько оживился. Кажется, кривая вывела его туда, куда надо. В мечтах Ленька рисовал свое будущее: с Громовым, на маршруте.

Они опять сели в трамвай и поехали в центр города. Вышли у серого здания. Там на крыльце курили мужчины. Заметив Громова, они расступились.

– С возвращением, Владимир Иванович.

Громов поочередно всем пожал руки, отвечая на короткие, ничего не значащие вопросы.

– Спасибо… Все хорошо… Работы закончены… Не знаю… Скорее всего, поеду в другой район…

Когда они вошли в вестибюль, Ленька спросил:

– Вы со всеми знакомы?

– Практически с каждым побывал в экспедиции.

Наконец Ленька задал свой главный вопрос, который возник еще во время их совместных маршрутов:

– А что нужно, чтобы стать геологом?

Громов улыбнулся и внимательно вгляделся в его лицо, потом с расстановкой ответил:

– Во-первых, окончить среднюю школу.

– И сразу стану геологом?

– Станешь. Но самым настоящим – только после того, как отучишься в институте. Там тебя научат всему, чему научили меня.

– И я буду таким же, как вы?

– Лет через десять-пятнадцать – точно, – улыбнулся Владимир Иванович. – Ну а через двадцать пять – будешь лучше меня.

– Не-е-е-ет, – протянул Ленька. – Лучше вас геологов не бывает.

– Поговори мне еще…

Они подошли к кассе. Громов протянул в окошечко паспорт. Ему выдали две пачки купюр. Одну – побольше, другую – совсем маленькую. Ту, что поменьше, Владимир Иванович сразу отдал Леньке.

– Держи, Санек, свои, заработанные.

Не зная, что с ними делать, Ленька засунул деньги в карман брюк. Громов критически оглядел его и предложил:

– Давай купим тебе одежду.

– Зачем? Эта хорошая. Мне ее в больнице нянечки дали.

– Снег скоро выпадет. В кедах и летней куртке замерзнешь. – Он ободряюще улыбнулся. – А тебе еще геологом становиться.

Неподалеку от управления они нашли магазин, где была мужская одежда. Продавщица принесла брюки и шевиотовую куртку на толстом ватине.

– На мальчуковый размер есть только это.

И куртка, и брюки были чуть велики, но Владимир Иванович сказал:

– На вырост сгодится.

Ленька сам рассчитался за покупку на кассе и потом торжественно понес в руках перевязанный бечевкой бумажный пакет.

После обувного магазина, где купили пару ботинок, они отправились в кафе. Там в металлических вазочках давали мороженое с фруктовым сиропом. Ничего вкусней в своей жизни Ленька не ел.

– Ну что, Санек? Куда еще сходим?

На этот вопрос Громова Ленька ничего не ответил. Ему сделалось стыдно. Он, как преступник, скрывал свое имя, прячась за чужим, коротким, как кличка, Санек. Ему хотелось открыться этому хорошему человеку. Все рассказать, а потом расплакаться, уткнувшись в его куртку. Мешало только одно: он убил человека и, сознавшись, должен будет отвечать по закону. Еще больше Ленька боялся разговора с отцом, когда тот узнает, что Ягуда убил Митьку. Как объяснить, что он, Ленька, не успел его защитить? Три месяца прошло с тех пор, как они вышли из дома… Три месяца с тех пор, как умер Митька…

Решив промолчать, Ленька сжал зубы.

– Может, в цирк? – предложил между тем Владимир Иванович.

– Идемте!

– Или в филармонию.

– А что это такое?

– Это… – Громов не нашелся, как объяснить. – В общем, там дают представления.

Слово «представления» вызвало у Леньки живописную цепочку ассоциаций, поэтому он сказал:

– Лучше в филармонию.

* * *

Филармонический зрительный зал был забит до отказа. К моменту, когда туда явились Громов и Ленька, вдоль стен в два ряда стояли те, кому не хватило сидячих билетов.

На их местах устроилась парочка студентов, которая испарилась сразу же, как только увидела в руках Владимира Ивановича голубые бумажки.

– Хорошо, что купили заранее… – шепнул ему Ленька.

Расположившись в своем кресле, Громов сказал:

– Сегодня ты увидишь удивительного человека. Будешь потом рассказывать внукам, что однажды побывал на представлении самого Вольфа Мессинга.

– А что в нем такого?

– Сейчас узнаешь. Этот человек – настоящий волшебник. Феномен!

– Фокусник? – смекнул Ленька.

– Нет, – обрубил Громов. В этот момент стал гаснуть свет. – Смотри. Сам все увидишь.

На сцене под аплодисменты зрителей появился худощавый шестидесятилетний мужчина. В сером двубортном костюме, с копной курчавых волос, в очках с большими диоптриями. Рядом с ним тенью прошлась женщина примерно его лет, может быть, немного моложе.

Мужчина вышел на авансцену и стал что-то рассказывать. Леньке сделалось скучно.

– Владимир Иванович, а что такое индуктор? – спросил он, предполагая, что это какая-то железная штука.

– В данном случае – доброволец, который мысленно прикажет Мессингу, а тот прочтет его мысли и в точности выполнит приказ.

– А как он прочтет его мысли?

– Мысленно, – сердито прошептал Громов. – Смотри, а то внукам нечего будет рассказывать.

Между тем на сцену вышел молодой человек, и они с Мессингом недолго смотрели друг другу в глаза. После чего Мессинг спустился в зал и стал быстро двигаться по проходам. Остановившись как вкопанный, он вклинился между рядами, поднял какую-то девушку и вместе с ней вернулся на сцену. Там велел ей сесть на стул, а сам, припав на одно колено, как с Золушки, снял с нее туфельку. Достав из туфли расческу, продемонстрировал ее сначала зрительному залу, потом молодому человеку, который все это время оставался на сцене.