Панкрат предложил немного подождать и еще выпить. Ему хотелось быть уверенным, что в поселке все уснули.

– До причала далековато, – объяснил он. – Попотеть придется. И не дай бог, если кто нас с тобой увидит. Совсем это нам ни к чему.

Они посидели еще в полном молчании, потягивая кисловатое вино. Глумову показалось, что старик хочет покрепче напоить его, но он пил мало, и Панкрат особенно не настаивал.

Вдруг он стукнул стаканом о стол и сказал:

– Ну, пора, сынок! Сделал, как говорится, дело – гуляй смело!

– Я тебе не сынок, папаша! – ядовито процедил Глумов. – Скорее уж наоборот. Ты на мое наследство претендуешь.

– Шутник ты, Андрюха! – нимало не смутившись, заметил Панкрат. – Какое же тут наследство? Простая благодарность. Как положено.

С этими словами он пошел к выходу. На нем уже были надеты широкая штормовка, тяжелые сапоги и зюйдвестка – ни дать ни взять, собрался человек на путину. Вспомнив про холодный ветер за окном и неумолкающий грохот моря, Глумов невольно пожалел свой новенький плащ и щегольские туфли, мало пригодные для путешествий по бурному морю.

Они вышли на крыльцо. Привлеченная шумом, из конуры вылезла Флейта и приветствовала хозяина энергичными взмахами хвоста. Панкрат наклонился и потрепал ее за ухом.

– Ну, прощай, родная! Взял бы тебя с собой, да непростая у меня впереди дорога! Только такая скотина, как человек, сдюжит. Вашему племени такое не по силам. Может, найдется добрая душа, которая тебя пожалеет. Все равно – что мне, что тебе недолго осталось, не из-за чего горевать-то! – Он махнул рукой и пошел за угол дома.

С трупами управились минут за сорок. Убитые и сами были мужики не маленькие, а груз, который примотал к ним сноровистый Панкрат, раза в полтора увеличивал их вес. Даже Глумов был весь в поту, а Панкрат и вовсе едва дышал. Однако энтузиазм его не угас нисколько. Он бодрился и сыпал прибаутками, будто и впрямь на рыбалку собрался.

Наконец погрузили страшный груз в большую лодку, болтавшуюся возле деревянного причала. Старик выпрямился, посмотрел на темный берег за своей спиной и перекрестился.

– Ну, с богом! – сказал он. – Пускай кому-то не везет, а нам повезет! Давай на борт, Андрюха! С веслами обращаться умеешь?

– Лучше покажи, – ответил Глумов, решительно усаживаясь на корму и ставя между колен сумку.

Панкрат усмехнулся, отвязал конец и прыгнул в лодку. Она закачалась, но старик удержался на ногах. Опустившись на скамью, он приладил весла и, привычно взмахнув ими, направил лодку в неспокойное море. В лицо Глумову полетели соленые брызги.

– Ты примечай, Андрюха! – крикнул Панкрат. – Силы у меня уже не те – сменщик мне нужен. Своими силами не дотяну!

– Будет тебе сменщик, – буркнул Глумов. – Болтал бы меньше!

Несмотря на жалобы, Панкрат оказался искусным гребцом. Не обращая внимания на качку и тяжелый груз, он гнал лодку в открытое море, и совсем скоро берег скрылся в туманной мгле. Вокруг них были только шипящие, темные, как нефть, волны и простор, наполненный ветром и холодной влагой.

Глумов не очень понимал, как Панкрат ориентируется в таких условиях – сквозь разрывы в тучах лишь иногда проглядывали звезды, да где-то вдали испуганно мигал глазок маяка. Лодка тяжело взбиралась на волны и тут же проваливалась в бездну, но старик, даже глазом не моргнув, работал веслами, время от времени давая советы, как следует держать руль.

Прошло примерно двадцать минут, как они отчалили. Поселок давно растворился вдали, как призрачный город, как мираж, привидевшийся Глумову в хорошем, но коротком сне. Он слышал только бурление волн и хриплое дыхание Панкрата, работающего веслами, как машина. Глумов держал руль, но из поля зрения Панкрата не выпускал ни на секунду. Его плащ и брюки давно были мокрыми. Вода шлепала и в его ботинках. И настроение было мерзейшим – дальше некуда.

Вдруг Панкрат опустил весла и со смущенной улыбкой уставился на Глумова из-под полей зюйдвестки. Лодка заплясала на волнах, предоставленная самой себе, но это уже не пугало Глумова – волнение на море как будто начинало понемногу стихать, и небо постепенно прояснялось.

– Шабаш! – весело сказал Панкрат. – Выдохся, старый хрен. Подменяй, Андрюха!

Глумов пожал плечами, осторожно поднялся, шагнул по дну лодки, стараясь не наступать на завернутые в парусину трупы. Панкрат сидел, вытянув весла вдоль лодки, и ждал. Неожиданно откуда-то выскочила предательская волна, ударила в борт. Лодку шатнуло. Глумов оступился, взмахнул руками, и в этот момент в воздухе прямо над его головой просвистело тяжелое весло. Глумов резко упал на дно и уже снизу увидел, как Панкрат со страшно оскаленными зубами еще раз взмахивает веслом, намереваясь нанести последний сокрушительный удар.

«Примерно так я и думал, – мелькнуло в голове у Глумова. – Не ошибся».

Он был моложе, сильнее, и он был готов к удару. Острая лопасть с треском врезалась в днище на том месте, где только что была голова Глумова. Панкрат заревел, как взбесившийся зверь, и вдруг бросил весло. Его рука принялась лихорадочно шарить в кармане штормовки – он искал пистолет.

Глумову ничего не нужно было искать – он уже держал оружие в вытянутой руке, целясь в тщедушную фигуру, балансирующую над ним. Едва старик выхватил свой пистолет из кармана, Глумов нажал на спусковой крючок.

Выстрел мгновенно растаял в свисте ветра и плеске волн. Панкрат отшатнулся назад, споткнулся о скамью, опрокинулся и, ударившись затылком о край лодки, с шумом рухнул в воду. Фонтан брызг взлетел над бортом и упал на парусиновые мумии.

Глумов поставил пистолет на предохранитель, медленно сел и перевел дух. Он опять был один, и ветер гнал его в открытое море.

Загородная резиденция господина Малыгина, в прошлом бандита по кличке Чемодан, была выполнена в классических традициях подобных построек – непременный глухой забор высотой в полтора человеческих роста, ворота, снабженные видеокамерой и контролируемые охраной, и трехэтажные хоромы внутри, окруженные кольцом понурых корабельных сосен. Совсем неподалеку располагался особняк известного певца Караманова, чье мужественное лицо не сходило с экранов телевизоров. Гуров почему-то не мог никогда запомнить ни одной его песни, но твердо знал, что Караманов – звезда первой величины, по которому сходят с ума тысячи девчонок во всех уголках необъятной России. Теперь вот оказалось, что Караманов еще и сосед Малыгина.

Впустили Гурова и Крячко за ворота тоже в соответствии с традицией – только после долгой и тщательной проверки документов и после бесконечных малопонятных переговоров с кем-то внутри дома. Конечно, будь у Гурова предписание прокурора, наверное, хлопот было бы меньше, но предписания у него не было.

Впрочем, Гуров нисколько не был расстроен задержкой. Пока одетые в черное строгие молодые люди напускали на себя важности, Гуров с любопытством рассматривал замкнутый внутри забора пейзаж, пытался обнаружить что-то необычное. В принципе все, что Гуров здесь видел, обычным назвать было трудно. Обычные люди жили немного иначе, но Гурова интересовала не роскошь, а нечто, что могло дать какой-то намек на причастность хозяина к истории с Машей Перепечко. Гуров понимал, что такое наивное желание может быть исполнено только в сказке, но все же внимания своего не ослаблял.