Похолодев, она углубилась в текст.

Здесь было все. И то, как Ангелина Маркелова, вернувшись из Турции, выпала из окна. И то, как в туалете агентства скончалась от неизвестного яда Алла Перфильева. И то, как Ирина Коплер и Людочка Петрова нашли свою смерть от рук неизвестного убийцы на таиландском пляже.

Неизвестный Наталье автор, а статья, к ее огромному облегчению, была подписана не Инкой, а каким-то Генрихом Стародубом, размышлял на страницах газеты о том, кто стоит за этими четырьмя смертями: маньяк, убивающий клиентов VIP-Тура; конкуренты, решившие привести фирму к краху; или некий мститель, доведенный до отчаяния поступками сотрудников компании и теперь решивший отомстить. Здесь же содержались весьма прозрачные намеки на похождения Развольского, из чего следовал вывод, что убийцей вполне могла быть женщина. Заканчивалась статья риторическим вопросом: «Кто следующий?»

– Только этого нам не хватало! – простонала Наталья, дочитав до конца, и кинулась звонить Инке.

– Наташка, честное слово, я тут не при чем! – сразу закричала в трубку подруга. – Я уже с главным поругалась. Он же знает, что мы дружим, поэтому скрыл от меня, что этот материал на первую полосу идет. Я сегодня эту статью уже в газете увидела. Не сердись, Наташка, я не вру.

– Да верю я тебе, верю, – примирительно сказала Наталья. – Ты мне лучше скажи, откуда этот ваш дуб всю эту ерунду взял?

– А я знаю? – завопила в ответ Инка. – Вот уж востину – дуб! Ты его псевдоним оценила? Это он, идиот, под Генриха Боровика косит.

– Если честно, то мне было не до псевдонима, я все больше текстом проникалась. Ты можешь у него узнать, кто ему все это слил?

– Постараюсь, конечно, но у меня с ним контры. Он никак пережить не может, что меня руководство больше ценит. Сидит, небось, руки потирает, что у него такой «гвоздь» получился, а я лапу сосу. Блин, обидно до соплей. Я ведь про Маркелову с Перфильевой уже две недели знаю, если не больше.

– Ин, я тебе, конечно, сочувствую. Более того, признаю свою вину. Ведь это я тебя упросила ничего про все это не писать. Но ты отвлекись от своего журналистского горя и проникнись моим, а, – жалобно попросила Наталья.

– Тьфу, конечно, – тут же сменила тональность Инка, – чего-то у меня от злости совсем башню снесло.

– Так узнаешь?

– Попробую. Правда, пока светоча нашего на работе нетути. Оне вчера до десяти вечера свою нетленку ваяли. Газету в типографию задержали, пока этот шедевр ждали. Мне главный сказал. Так что спит пока Дубок наш. Но как появится, я его зажму в коридоре.

– Уж зажми, сделай милость, – попросила Наталья. – А главному скажи, что, по всей вероятности, VIP-Тур будет подавать в суд на компенсацию ущерба деловой репутации. Там же все из пальца высосано.

– Скажу, – злорадно пообещала Инка. – Все скажу! С меня так всегда вагон подтверждающих документов требуют. А тут – нате вам, здрасьте, приехали. Одни наезды и никаких доказательств.

– Вот-вот, – согласилась Наталья, нажала на отбой и вопросительно посмотрела на Развольского – мол, все слышал?

Шеф мрачно показал ей большой палец и побрел в свой кабинет. Из открытой двери Наталья услышала, как он смачно шлепнул толстозадую Анечку пониже спины. Секретарша кокетливо захихикала.

До конца дня в агентстве VIP-Тур не было заключено ни одного нового договора. И расторгнуто пять старых. Четверо клиентов смотрели при этом немного виновато, но в своем желании забрать деньги и никуда не ехать были тверды, как скала. Пятый клиент долго визжал, пытаясь получить денежную компенсацию.

Получив твердый и решительный отказ, он обозвал обслуживавшую его Верочку и пришедшую ей на помощь Наталью убийцами, после чего громко хлопнул дверью, заявив, что ноги его здесь больше никогда не будет.

Однако истинный масштаб бедствия стал вырисовываться только к пятнице. За всю неделю сотрудники агентства так и не продали ни одной новой путевки, зато отток клиентов стал массовым. От предстоящих поездок, причем не только в Таиланд, отказались двадцать пять человек. VIP-Тур нес катастрофические убытки.

Неприятности на работе сопровождались еще и тем, что соседская бабка Мария Ивановна вновь ступила на тропу войны. Придя с работы во вторник, Наталья увидела передовицу из «Курьера», пришпиленную к двери подъезда, и поняла, что новость о том, что она, Наталья, как минимум, пособница убийцы, уже обсуждают все соседи-пенсионеры.

В среду утром, выйдя за порог квартиры, она увидела кучку окурков, заботливо собранных из всех пепельниц, стоящих на лестничных пролетах. Кучка была аккуратно высыпана прямо на удальцовский коврик.

Движимая неизвестным ей ранее чувством холодного бешенства, Наталья собрала окурки на совок, спустилась на один этаж и так же аккуратно высыпала их на бабкин коврик. А вечером снова обнаружила кучку перед своей дверью.

В четверг на пороге их квартиры уже красовалась другая кучка, от кошки Матрены, а в пятницу Наталья обнаружила огромные острые камни и осколки бутылок, разложенные вокруг ее фольксвагена. Вытаскивая их из-под колес, она здорово порезалась. А разворачиваясь, чтобы выехать со двора, заметила в окне бледное, но торжествующее лицо бабки. Противник праздновал победу. Наталья уныло констатировала капитуляцию по всем фронтам.

* * *

В обеденный перерыв Иван планировал заскочить к Иришке на работу. Они не виделись уже два дня. Первый из-за того, что Бунин заступил на суточное дежурство, а второй, потому что, проведя почти двое суток на ногах, был просто не в состоянии съездить на свидание.

Нет, вначале он на него очень даже собирался. Уйдя с работы около семи, Иван опрометью бросился домой, чтобы успеть принять душ. Он прекрасно понимал, как пахнет после дежурства, а обоняние у Ирочки гораздо более тонкое, чем его собственное.

Натянув чистые джинсы и свитер, он буквально на пять минут прилег на диван. По его расчетам выходило, что усталому менту лучше полежать, чем стоять на остановке у драматического театра – на месте их постоянных свиданий – под проливным дождем.

Когда Иван открыл глаза, часы показывали без пятнадцати десять. На телефоне он обнаружил двенадцать непринятых звонков, ни одного из которых он сквозь сон даже не услышал, и понял, что «попал».

Иначе и быть не могло. Ни одна девушка не может остаться равнодушной, если ее парень не является на свидание, а потом не берет трубку. По опыту жизни, к счастью, уже переставшей быть семейной, он знал, что ему предстоят долгие недели ледяного молчания и каменного презрения, а потом неохотное прощение, которое придется вымаливать на коленях.

Мрачно насупившись, он пил чай из огромной фаянсовой кружки – единственного предмета, который привез с собой из прошлого. На ней был нарисован долговязый жираф со смешными маленькими рожками, который, прищурив один глаз, предлагал смотреть на жизнь проще. Жираф был свидетелем его семейных битв, молчаливым союзником, дававшим надежду, что все еще может измениться.