крышей, не думаю, что ты действительно можешь указывать, как обращаться с собственной сестрой. И можешь быть уверенна, я убью любого, кто обидит ее.

Он многозначительно посмотрел на меня.

Я словно приклеилась к сидению не в силах пошевелиться, мышцы парализовало. Я впервые видела его в таком гневе, впервые слышала на сколько его голос мог напоминать рычание животного, впервые почувствовала его правоту, и эти слова больно жалили, потому что мне действительно стоило бы открыть глаза и прислушаться к подруге. Но я была слишком упряма, не понимала причины ее стыда, будучи обычной девушкой, не имеющей ничего общего с мафией, мне было невыносимо видеть ее злость на саму себя, однако я даже не пыталась понять, ни капельки. Убеждала ее написать заявление, рассказать всем, но не примеряла на себя ее шкуру.

В глазах предательски защипало, и я отвернулась от пронизывающего взгляда Фабио. Он не обратил внимания на скатившуюся слезу по моей щеке, а лишь завел машину, и мы снова выехали на дорогу.

Спустя полчаса Фабио протянул черный платок и попросил завязать глаза. У меня не было никакого желания спорить, поэтому я просто сделала это. Я понимала, что он еще не доверяет мне и вероятно не хочет, чтобы я знала, где точно находится тот дом. Значит, это место было важным.

Еще спустя какое-то время дорога поменялась и вместо гладкого асфальта под колесами потрескивала галька. Мы ехали в сумме около двух часов, и я понимала, что нахожусь далеко от города.

— Можешь снимать. — сказал Фабио, когда машина остановилась, и открыл дверь.

Мне в нос сразу же ударил влажный соленый запах и где-то вдалеке слышался шум волн, бьющихся о скалы. Мы снова оказались в том месте. В прошлый раз Сантино завязал мне глаза еще в лифте и мне не удалось увидеть здание, но сейчас оно предстало передо мной в полном масштабе.

Я открыла рот не в силах казаться более равнодушной, но пятиэтажное здание, растянувшееся от одной скалы до густого леса, поражало своим величием. Почти все оно было из стекла, и лишь в немногих местах проглядывал белый камень.

Луна отбрасывала свет на окна, кроме нее не было другого освещения. Ни в одном окне не горел свет, и даже при входе было ужасно темно.

Было ощущение, что я попала в дом Калленов и скоро здесь появится одичавший вампир, чтобы утащить в свое логово и питаться моей кровью.

Фабио прошел мимо, и я нерешительно направилась следом. Его шаги были длинными и мне приходилось почти бежать, чтобы поспевать, остаться одной на улице посреди леса было отвратительной мыслью.

Он ввел код на сенсорной панели и эти шесть цифр навсегда вгрызлись мне в память. Надо же, раньше я не могла запомнить телефонные номера родителей, зато сейчас я даже не прилагала усилий, лишь мельком взглянула без каких-либо целей.

— С этого момента ты будешь жить здесь.

Мои глаза расширились, а губы сложились буквой «о» от возмущения. Он же обещал…

— Ты не можешь нарушить условия договора.

Он устало взглянул на меня и приподнял бровь.

— Правда? Ты только что не выполнила две свои обязанности, думаю, могу позволить себе небольшую вольность.

Я нахмурилась, сначала не понимая, о чем он, но потом вспомнила, что вернулась от Мэнлайно с пустыми руками. Не смогла стащить его мобильник во время танца и проверить папку. Что уж говорить, у нас даже до танца не дошло. С одной стороны, я испытывала облегчение, но в итоге провалила задание.

— Я не украла телефон, но не понимаю о каких двух обязанностях ты говоришь.

Я зашла в дом следом за Фабио, в коридорах было темно, но лунный свет, просачивавшийся через окна, давал возможность видеть очертания высокого и сильного мужчины впереди. Мы продолжали идти, петляя из одной стороны в другую, поворачивая влево каждый раз, когда утыкались в стену. Спустя минуту такой ходьбы, у меня начала кружиться голова, и тогда Фабио стал подниматься по лестнице. Я еле слышно застонала. Это было похоже на пытку. Создавалось впечатление, что Фабио нарочно наказывает меня, водя по этому «лабиринту».

Меня удивило то, как он ни разу не оступился, а шел, излучая уверенность льва. Конечно, он наверняка знал это здание как свои пять пальцев, однако оно было настолько огромным, что походило на особняк для проживания не меньше сотни человек.

Я невольно задумалась, что это за место? Фабио не мог здесь жить, это слишком далеко от города. Вряд ли кроме нас здесь кто-то сейчас был, иначе был бы включен свет.

Мы недолго поднимались, наверно, это был второй, может, третий этаж.

— Ты не должна ничего утаивать от меня, Габриэлла. Это было прописано в договоре жирным шрифтом.

Он правда считал, что я должна была рассказать ему о Сивилье.

Мы оказались в просторном холле, когда наконец Фабио включил свет. Я ахнула от открывшегося вида. Внимание привлек вовсе не шикарный ремонт, а вид.

С этой локации было видно, как скалы окружают это место. Особняк походил на печенье с шоколадной начинкой внутри. Лес, скалы и море — тесто, а огромный дом — щедрая порция шоколада.

— Это… невероятно. — восхищенно прошептала я, не смея оторвать взгляда от природы за панорамными окнами.

На горизонте море встречалось с небом, но не было четкой линнии, все сливалось в единое черное полотно. Лишь луна отбрасывала полоску света в темной воде. Скалы отбивались от каждой новой атаки волн.

Наконец, я осмотрела комнату с темно-коричневыми кожаными диванами, образовавшими полукруг напротив телевизора. В центре стоял столик из красного дуба. Стены были выкрашены в светлые тона, но не было ни одной картины или фотографии. Здесь не было цвета. Мебель блестела и кричала о своей баснословной стоимости, но не хватало какого-то яркого пятна.

Я забыла о том, почему здесь оказалась, рассматривая все вокруг, но, когда поняла, что тишина затянулась и прошло не меньше десяти минут, взглянула на Фабио. Он стоял, прислонившись к дверному косяку и наблюдал за мной со странным выражением лица. В его глазах снова застыла та непонятная мне печаль. Изредка я замечала ее проблески во время наших разговоров, но чаще всего он прятал ее под маской, однако никогда эта печаль не покидала его полностью. Она держала его разум железными тисками, и мне каждый раз становилось интересно, о чем он думает, но сейчас особенно, потому что он смотрел на меня.

Может, жалеет о своем поступке? Наверно сожаление пожирает его изнутри, и он не