Использование риторики особенно распространено в британском суде; и горе расслабленному, дружелюбному, незлобивому персонажу — участнику судебного процесса, не знающему азов этой тонкой науки. Сильные мира сего, представители разных областей жизни — политики, бизнеса, журналистики, науки, права — ведут себя, как атлеты на стадионе или боксеры на ринге, то есть борются между собой за место под солнцем и, не в последнюю очередь, при помощи эффективного, а порой и смертельного, оружия — риторики.

Древнегреческая и британская правовые системы очень схожи в одном аспекте: «дух и буква закона» — это одно, а реальная судебная практика — нечто другое. Не всегда удается следовать «духу и букве» не в последнюю очередь из-за состязательности самого процесса. Однако у нас в Соединенном королевстве есть специальные юридические органы, надзирающие как за ходом судопроизводства, так и за правильностью интерпретации законов на самых разных этапах. Иными словами, адвокаты и прокуроры, какими бы уловками они не пользовались, как бы не усердствовали в риторике, чтобы выиграть процесс, не имеют права подминать закон под себя. Под таким же контролем находятся и судьи. К тому же, когда законы еще только проходят через парламент, надзирающие органы — и никто другой — проверяют их на адекватность. Такое «разделение властей» — в «крови» у нашей политической системы. Я не упоминаю здесь контроль со стороны общественного мнения, выражаемого обычно в средствах массовой информации; но это — особый разговор.

В Древней Греции даже в самый расцвет афинской демократии такого «разделения центров силы» не было: те, кто создавали закон, были и судьями. Я уже говорил о том, что из числа афинских граждан старше тридцати лет ежегодно выбирались по жребию 6 тыс. присяжных, а из этого списка, затем (как для суда последней инстанции), снова по жребию, избирались пятьсот человек для проведения самых сложных и неоднозначных разбирательств. И, насколько мы знаем, не было никаких надзирающих органов, заставлявших бы суды трактовать законы не по своему усмотрению.

В результате, по самому строгому современному счету, древнеафинская законность мало чем отличалась от общечеловеческих, обывательских представлений и ценностей. Каждый закон, без сомнения, требует своей интерпретации (то, что мы называем «подзаконным актом»), и британское право, я полагаю, в этом смысле вполне четкое и недвусмысленное. Смущает лишь, что правительство все чаще недальновидно пытается внести в судебный кодекс юридические новеллы, потрафляющие, например, религиозной нетерпимости, и чье дальнейшее правоприменение совершенно туманно и неопределенно.

Древнегреческая правовая практика не вызвала никаких исторических отзвуков, хотя этого нельзя сказать об их теоретических изысканиях. Римское же право, напротив, самым глубоким образом повлияло на западноевропейское и шотландское право и, в гораздо меньшей степени, на английское (английская законность в основном сформировалась на фундаменте древнегерманской и древнескандинавской правовых систем). Причинами такого мощного исторического влияния древнеримского права я вижу, в первую очередь, в исторических и географических факторах -практически вся Западная Европа входила в состав Древнеримской империи; а во вторую очередь (это мое субъективное мнение) — в том, что в Древнем Риме законы придумывали деятели необычайного интеллекта и масштаба. Они считали, что законы должны главенствовать над всеми сторонами жизни людей и не могут меняться от каждого «чиха». Более того, законы в Древнем Риме фиксировались в письменном виде и менялись или дополнялись лишь с течением веков (!).

Древнеримское право имеет, как считается, четыре основных источника (нет ничего незыблемого в мире; и здесь мы видим след времени):

1. Каждый год претор, а по сути министр юстиции, публиковал свои «edictae» («эдикты», «указы»), в которых он информировал публику о своих законотворческих инициативах по улучшению и усилению законов. Довольно часто в эдиктах говорилось о нарушениях и искажениях законов, то есть о причинах, из-за которых законы нужно было совершенствовать.

2. Эдикты писались понятным для большинства языком и сопровождались так называемыми «formulae», то есть критериями, схожими с современными тестами. Часто «formulae» походили на подсказку и помогали судьям в их практической работе. Например, в одной из «formulae» находим: «если

• Собственность украдена у А;

• Собственность не возвращена А;

• Тогда подозреваемый В должен возвратить А цену этой собственности;

• Но если (внимание!) НЕ доказано, что В украл у А собственность, то он оправдывается.

Получается, что факт воровства сперва нужно было доказать. Не тогда ли был заложен краеугольный камень всей западноевропейской юриспруденции — принцип «презумпции невиновности» ?

3. Законы, принятые народными собраниями, записывались и представлялись на всеобщее обозрение. Первоначальный кодекс законов был записан в так называемых «Двенадцати письменах».

4. Существовали так называемые «юристы» — частные индивидуалы, эксперты по законам, чьи вердикты записывались и признавались. Во время империи юристы стали настоящими профессионалами, и с ними (несмотря на частый произвол) советовались даже императоры.

В эпоху императора Юстиниана был опубликован окончательный, сжатый кодекс древнеримских законов. Кодекс состоял из пятидесяти томов, написанных шестнадцатью экспертами в течение трех лет. Источником явились ок. 2 тыс. томов, написанных с I в. до н.э. до III в. н.э., а также четырехтомная версия кодекса — первоначальная попытка суммирования всех законных уложений под названием «Institutae». Эти два великих труда и легли в основу современного западноевропейского права.

В эпоху выборов наши политики всегда обещают «приуменьшить влияние правительства» и «сократить бюрократию». Загадочно. Мы все знаем, что говорится это для того, чтобы уверить нас, что «грядут перемены». Но ведь перемены подразумевают еще большее «влияние правительства» и увеличение «бюрократии», не так ли? А кто же, иначе, будет продвигать эти «перемены»? Примером бюрократических замашек правительства служит огромное количество указов за прошедший год, большинство из которых продиктованы в Брюсселе. С 1997 года, например, в различные британские кодексы внесены 3 тыс. новых уголовных статей! И после этого мы слышим о «сокращении бюрократии»! Вместе с тем, согласно официальной статистике, ежегодно в стране совершается 11 млн. уголовных преступлений. Цифра эта возросла (опять же, официально) до 14 млн., но в реальности, по оценкам, приблизилась к 60 миллионам.

Древние также считали, что создается чересчур много законов, и до нас даже дошли свидетельства озабоченности этим фактом. Древнеримский историк Ливий, например, посвятил целый раздел своей «Истории» (ок. 450 г. до н. э.) вопросу об истоках римского права (в том числе о так называемых «Двенадцати письменах» — «XII tabulae»). Но и этих дощечек с письменами первоначально было десять, сообщает нам Ливий, и расписывали их именно десять человек (так называемый «децимвират»):