— Пожалуйста, расскажите подробнее о проведенной консультации, профессор, — сладким голосом пропела мисс Паскал. Мария просто ненавидела этот сюсюкающий тон.

— Конечно. Я начал с того, что объяснил свои функции и попросил Марию поведать мне ее версию произошедших в тот день событий, когда к ним в дом приехала полиция. Она не сочла нужным поделиться со мной этой информацией.

— Предоставила ли вам миссис Блоксхэм какую-либо информацию о том, как ее муж получил тяжелые травмы?

— Я попытался втянуть ее в разговор, задавая вопросы на такие нейтральные и не представляющие никакой опасности темы, как, например, ее семья и детство. Она отвечала односложно, после чего я перешел к общим вопросам о жизненных предпочтениях — для того, чтобы завязать с ней беседу.

— Вопросы о жизненных предпочтениях? — переспросила Имоджин Паскал.

Обвинитель, по мнению Марии, прекрасно понимала, о чем идет речь. Возможно, диалог профессора и прокурора не был отрепетирован с точностью до каждой фразы, но они знали, что и в какой последовательности надо изложить суду. Джеймс Ньюэлл предупредил Марию еще утром, что она увидит театральное представление, — именно так можно было назвать все то, что происходило сейчас в зале. Профессор Ворт на этот раз показался ей другим человеком, совершенно не похожим на того, который проводил с ней беседу, или, как он выражался, «сессию». Мария не могла отказаться от того разговора, у нее не было выбора. Адвокаты говорили, что факт отказа от встречи с профессором произведет плохое впечатление в суде, и утверждали, что в ходе процесса у присяжных должно сложиться о ней положительное мнение. Но как только Мария села в огромное кресло в кабинете профессора и как только этот ученый, хорошо образованный человек раскрыл свой рот и начал высокомерным и покровительственным тоном говорить с ней, вместо лица профессора она сразу же увидела лицо Эдварда. И тут же почувствовала, как будто снова стала ребенком, глупышкой, мнение которой является неправильным и никому не нужным, — и по-настоящему разозлилась. Практически впервые за долгое время она позволила себе быть грубой.

Все это было, конечно, очень не вовремя и некстати. Профессор Ворт не заслужил такой реакции, хотя внутренний голос подсказывал Марии, что именно он и является тем человеком, которого надо периодически осаживать. И в этот неподходящий и ответственный момент в ее душе созрел протест против того, что над ней так долго издевались.

— Это были фразы, способствующие началу разговора. Вопросы, совершенно необязательно последовательно связанные между собой, — объяснил профессор, глядя в сторону присяжных. — Обсуждение погоды, любимой еды или книг, а также путешествий, которые человек совершал. Это темы разговора, помогающие поддерживать диалог практически с любым взрослым человеком, вести приятную и успокаивающую беседу, в которой не может быть правильных или неправильных ответов.

— И что вам удалось установить по поводу обвиняемой при помощи такого разговора? — спросила мисс Паскал.

— Когда я спросил, чем миссис Блоксхэм любит заниматься, она ответила, что любит заниматься садом. Когда я спросил ее, какие книги ей нравятся, она ничего не ответила. Без ответа остался и вопрос о том, какое у нее любимое время года, а также ряд других подобных вопросов. Я обратил внимание на то, что, по мере того как я задавал вопросы, она начала входить в стрессовое состояние. Сжала ручки кресла так, что пальцы побелели. Сжала с очень большой силой.

— И как вы реагировали на это поведение? — пропела мисс Паскал.

— Я спросил ее, не хочет ли она, чтобы я провел ей короткий курс расслабляющей терапии, а также поинтересовался, не ощущает ли она дискомфорт от предменструального или постменструального синдрома, — ответил профессор. — Возможно, этот вопрос может показаться слишком деликатным, однако во время общения с женщинами необходимо понять, влияют ли на них в день беседы временные химические и биологические факторы, наличие которых я обязан учесть во время написания судебного заключения о психическом состоянии объекта исследования.

— Могу я поинтересоваться, как отреагировала обвиняемая?

— На этот вопрос она мне ответила. Впервые за время разговора миссис Блоксхэм посмотрела мне прямо в глаза и сказала, я цитирую: «Пошел ты на…».

Мария заметила, что выражение лиц некоторых присяжных стало почти комичным. Сколько раз в жизни каждый из них слышал эту фразу? Сколько раз они произносили ее вслух или мысленно? Эта фраза доносилась с экранов кинотеатров и телевизоров, писалась на стенах. Но людей шокировало то, что сорокалетняя женщина позволила себе сказать это уважаемому психиатру, сидя в кожаном кресле в красивом офисе. Какой ужас, неслыханный скандал!

Одна из присяжных, молодая девушка приятной наружности, повернулась в сторону подсудимой и посмотрела ей в глаза. Мария знала, что ей лучше отвести взгляд, ее адвокат не одобрил бы такой смелости, но она прочитала в глазах девушки искреннее одобрение. В ее взгляде не было осуждения или отвращения, скорее удивление и интерес. Мария хотела улыбнуться, но сдержалась и сохранила нейтральное выражение лица. Между ней и присяжными зияла пропасть, которую невозможно игнорировать, — эта женщина вместе с одиннадцатью другими будет решать ее судьбу.

Мария медленно опустила глаза и перевела взгляд на человека, дающего показания, надеясь, что тот скоро закончит, потому что он уже надоел ей точно так же, как и во время их первой встречи.

Она подняла брови и позволила себе покачать головой. Все это было просто смешно. Тут из ее носа поползла струйка крови — в зале было очень жарко, а в стеклянном боксе и подавно. Ее организм не выдерживал этой жары. Сидевшие рядом с ней полицейские сняли пиджаки и галстуки, а под мышками у них расплывались огромные пятна пота. Мария провела тыльной стороной ладони по лицу и верхней губе и увидела появившуюся на руке тонкую яркую полоску.

Эдвард ненавидел ее кровь. Сперва он вообще о ней не упоминал, словно ее и не было. Потом, уже через несколько лет после свадьбы, заявил о том, что хочет заранее знать, когда у нее начнется менструация. Однажды дождливым февральским днем, войдя в их общую спальню, Мария увидела, что он убирает из комода ее тампоны.

— Что происходит, Эдвард?

— Я нашел для тебя более подходящее решение в области санитарии, — ответил он.

— Это просто смешно, — сказала она, — я всегда пользовалась тампонами. Они меня полностью устраивают.

— Я провел небольшое исследование, — ответил он, снимая пластиковые перчатки, в которых занимался уборкой ее гигиенических средств, — и пришел к выводу, что тампоны для вагинального использования могут вызвать синдром токсического шока. Это может быть опасно для жизни. Вполне возможно, что ты об этом не слышала.

— Нет, слышала, — спокойно произнесла Мария, — но это очень редкое явление, и у него есть совершенно определенные симптомы. Не думаю, что у меня есть такая проблема.

— К тому же салфетки значительно дешевле, — произнес Эдвард, полностью игнорируя ее слова.