Чем занимались некоторые из них, я даже не знал, потому что это был большой секрет. И он нужен был для того, чтобы никто не узнал, насколько мы отстаём от зарубежных фирм, изоляционизм, однако… Рабочий день научных сотрудников начинался обычно с обзора опубликованных работ. Для этого использовали «Реферативный журнал», который периодически выходил и освещал различные разделы радиотехники. Нас интересовал раздел «Телевидение», и на его обзор мы обычно тратили около часа в день. Несколько лет, просматривая этот журнал, я ждал, когда начнут появляться работы моей тематики. И, когда они всё-таки появились, мне было понятно, что отдавать своё лидерство не стоит и лучше быть лидером в не самом важном направлении, чем гнаться за другими. Вот почему не хотел я менять направление своих работ и браться за всё модное и недолговечное. Не хотелось, но пришлось…

– Гуглин, а не хотите ли подумать над проблемой рака?

Мне показалось, что ослышался, но в комнате нас было только двое. Какое я могу иметь отношение к раку? У меня есть своя тема, притом довольно перспективная. Не всякий это пока понимает, но это пройдёт, так уже бывало. Но это был не просто вопрос любознательного человека. Это был вопрос– предложение, и исходил он из уст не кого-нибудь, а самого ГБ. Так мы иногда называли между собой профессора Гирша Вульфовича Брауде – человека, авторитет которого был абсолютно непререкаем.

– Вот посмотрите, – Брауде достаёт несколько загадочных фотокарточек, словно заранее был уверен, что меня это заинтересует. – Вот это рак. Самый настоящий. А это предрак.

Затем профессор начал перебирать разные фотокарточки, как будто хотел найти что-то определённое, время от времени сверяясь с надписью на обратной стороне.

– Вот, нашёл! Это норма, – и на лице его появилось какое-то загадочное довольное выражение. Затем он откинулся на спинку своего кресла с видом человека, проделавшего громадную работу.

– Отлично, Гирш Вульфович, но я ничего не понимаю. Давайте начнём с нуля. Отбросим всё лишнее. Оставим эти три фотокарточки. Что они обозначают и почему они абсолютно разные?

Следует заметить, что когда профессор увлекался чем– либо, то начинал говорить до такой степени конспективно, что трудно было сразу всё понять. При этом часто пропускал промежуточные рассуждения, надеясь, что слушатели это и без него знают. Требовался как бы переводчик с русского технического на русский обиходный язык. Ничего удивительного – ведь есть же англо-английский словарь. И в русском языке имеются специальные толковые словари. Но они, к сожалению, не включают многих технических терминов. Не успевают их освоить. Я попробую по мере сил объяснить, в чём дело.

Начнём с краткого исторического экскурса. Оказывается, в Риге, столице нынешней Латвии, жил в то время немолодой врач – онколог-гинеколог. Улавливаете? Звали его Гурам Левонович. Так вот этот Гурам Левонович большую часть своего рабочего времени посвящал приёму женщин, у которых был предположительно рак шейки матки. Дело, как видите, нешуточное. Гурам Левонович, как принято в таких случаях, брал мазок ткани, располагал его на предметном стекле микроскопа и через некоторое время выносил диагноз. Если он видел, что никакого отклонения от нормы нет, то говорил: «Можешь, голубушка, не беспокоиться» или что-то в этом роде, но если замечал определённые отклонения от нормы, которые называют предраком, или запущенную болезнь, то не выносил приговора, а произносил какие-то успокоительные слова и назначал необходимое лечение.

Дело в том, что предраковое состояние в большинстве случаев поддаётся лечению, но определить эту грань не очень просто – требовалось порой сидеть у микроскопа очень долго, подсчитывая число раковых, предраковых и нормальных клеток. Да и каждую клетку в отдельности с помощью микроскопа нелегко идентифицировать. Поэтому о какой-либо профилактике или систематическом осмотре не могло быть и речи. Не посадишь ведь за микроскоп всех имеющихся в наличии медиков. Есть ведь и другие болезни.

Но вот однажды…

Многие интересные события начинаются с этих слов. А, собственно говоря, почему я должен говорить об этом. Пусть лучше об этом расскажет сам Гурам Левонович.

– Так вот, однажды, – говорит доктор, – мне пришла в голову такая простая мысль: почему бы не взять, скажем, сто человек, научить их распознавать предрак, тогда удастся спасти тысячу или несколько тысяч человек. А что делать с остальными больными? К тому же – кто мне даст эти сто человек? Короче, Целиковский (не обращайте, пожалуйста, внимания, отец известной артистки не имеет к этому никакого отношения, просто это у меня такая поговорка). Короче, появилась мысль, которая преследовала меня повсюду. Естественно, не давала спать, влияла на аппетит, даже пульс иногда начинал изменяться, – я специально проверял. Сто человек или даже тысяча проблему не решат – нужно сделать автомат, который работает быстрей человека, но не хуже. Но этому автомату нужно передать мои знания и в какой-то мере – интуицию.

– Именно тогда, – продолжал Гурам Левонович, – я начал изучать количественную и качественную сторону раковой клетки. Здесь уже не нужно никакой интуиции. Нужно весь опыт выразить в критериях точной науки. Сначала попытался сделать это в одиночку: начал с того, что ввёл в рассуждения так называемый ядерно-цитоплазматический индекс. Вы ведь уже представляете «конструкцию» клетки?

– Угу, – буркнул я, стараясь не перебивать.

– В простейшем виде это неправильной формы замкнутое образование с нечёткими границами. Вот, посмотрите в микроскоп.

Следует заметить, что встреча проходила в домашней обстановке на улице Петра Стучки в Риге, куда я приехал вскоре после беседы с Г.В. Брауде. Я и сам очень хотел заглянуть в микроскоп, но всё откладывал, выжидая более удобного момента. И вот, когда этот момент наступил, я ожидал увидеть необыкновенный мир человеческих клеток, но увидел какие-то смутные очертания. Гурам Левонович что-то подкрутил, что-то повернул, затем пощёлкал по микроскопу указательным пальцем и со словами: «Не обращайте внимания, этот микроскоп принадлежал ещё моему дедушке» – снова пригласил меня к окуляру и продолжил пояснение:

– Сейчас лучше видно, и вы можете распознать некоторые отдельные клетки. Не так ли?

– Да, могу, – ответил я.

– Так вот, тёмный круг внутри каждой клетки – это ядро. Обратите внимание, что и сами клетки, и их ядра разного размера, что вполне естественно. Неизвестно почему, но раковое заболевание связано с увеличением величины ядра за счёт цитоплазмы, причём соотношение площади ядра к площади клетки или цитоплазмы разное. Это отношение и есть ядерно-цитоплазматический индекс, сокращённо – ЯЦИ, который по величине для различных клеток разнится от одной десятой до девяти десятых.

– Работая с микроскопом, – продолжал доктор, – можно для каждой клетки в отдельности посчитать ЯЦИ с достаточной для практических целей точностью. Но в поле зрения микроскопа попадает много разных клеток с разными ЯЦИ. Те из них, у которых ядро небольших размеров по отношению к цитоплазме, – это нормальные клетки. А те, которые…