Были на нашем этаже и вьетнамцы, студенты. Отличало их то, что они были чрезвычайно смешливыми. Скажет кто-нибудь фразу, тотчас смех. Скажет другой, опять то же. Но общаться с ними было тяжело. Их язык напоминал почему– то птичье пение. Во время разговора они пытались взять вашу руку и держать её в своей, в знак дружбы. Такая особенность их культуры, естественно, усложняла общение, и только самые терпеливые пытались преодолеть языковый барьер. Помню, однажды я присутствовал при разговоре Юры Ивашкевича с вьетнамцем Анем. Юра, светловолосый, представительный, да и ростом близок к среднему баскетболисту. Ань, несмотря на свои старания, даже становясь на цыпочки, с трудом дотягивал ему до пояса. Дело было на кухне.

Юра держит в одной руке чайник, а другой придерживает Аньчика за пуговицу пиджака, наверное, чтобы не потерять из поля зрения:

– Аньчик, я тебя несколько дней не видел. Где ты пропадал?

Ань (держит в одной руке большую сковороду, в которой зажарена одна маленькая рыбка). Не то скумбрия, не то килька. Он обычно жарил её очень тщательно, добавляя разные специи, травки и сахар, а другой рукой пытается поймать руку Юры:

– Тю, тю, тю, вьетнамськая делегасия.

– А что ты делал в этой делегации?

– Тю, тю, пелевосик.

– Ты был переводчиком? Но ты же плохо знаешь язык.

– Тю, тю, тю, тю, длюгие есё хузе.

Ничего смешного здесь нет. Мне кажется, что я разговаривал не лучше во время моей первой поездки в Америку.

Подселили однажды ко мне бывшего аспиранта из… Средней Азии. На время. Невысокого роста, коренастый, узенькие, как у японца, глазки. Вот уже шесть лет он ходит в соискателях, но никак не выйдет на защиту. Да и статью по теме, единственную, несчастную, никак не может родить. Как он поступил сюда, трудно сказать. То ли он был целевиком, то ли его папа имел большой вес в высших кругах. В первый же день он сказал, что таких, как он, чёрных, в Москве не любят. Нашёл, как говорится, причину своих неудач.

– Может быть, из-за имени, – добавил он. Да, действительно, у него было имечко – Мэлсор. Удружили родители. В одном имени Маркс, Энгельс, Ленин, Сталин, Октябрьская революция. Чёрт знает кто, не хватает только Авроры и броненосца Потёмкина. Да, в прошлом были имена и похлеще, например Даздралсперма. Ничего особенного: Да здравствует Ленинско-Сталинское первое мая! Ура! Не удивительно, что такое имя не прижилось, могла остаться лишь его часть. Представляете парочку – Мэлсорчик и Даздралочка…

– У нас, – говорил он, – тот не джигит, кто не может съесть целого барашка за один присест. – Этот разговор происходил в студенческой столовой, в которой вместо целого барана на второе подавали его одну стомиллионную часть. Если бы это зависело от меня, я бы в комплект каждой такой порции включал микроскоп, как инструмент контроля. У нас в стране ведь все умеют контролировать. Вот с работой, к сожалению, хуже…

– А как это можно осуществить на практике? – поинтересовался я.

– Вот сходи на Калининский рынок, купи барашка, и я тебе покажу.

– Бегу, вот только одену «со страшным скрипом башмаки», – отвечаю я.

– Ладно, не спеши, – снизошёл он великодушно. – Я расскажу тебе наш национальный секрет. Значит, так. Сначала разделывают барашка и жарят его на большом вертеле. Потом, когда он зажарится, но не до конца, а будет ещё мягким и сочным, его разрезают на длинные полосы. Потом, конец каждой такой полосы берут правой рукой, поднимают вверх, а свободный конец опускают в рот и быстро заглатывают. – При этом он издал резкий, всасывающий звук и я подумал, что действительно с таким напором не трудно проглотить целого барана. Ведь удав тоже не пережёвывает пищу… Патент природы…

– Неужели и ты тоже можешь съесть, – начал было я, но вовремя осёкся, так как увидел подозрительный блеск в его узких глазках.

– А что, по-твоему, я не джигит?

– Джигит, джигит, и твой друг Марс тоже джигит. Но только не приводи его больше к себе. В следующий раз я не посмот рю, что он джигит, и вышвырну его вместе с его подружкой…

Многие выдающиеся писатели хулиганят на тему описания любви в её последней стадии. И это звено довольно хорошо проработано в художественной литературе. Здесь трудно что-либо изобрести. Говорят, что есть даже коллекционеры отрывков на эту тему. А кто, собственно говоря, запрещает мне сделать то же самое? Попытаться, как бы вступить в конкурентную борьбу с ними. Тем более, что я не выдумываю ситуацию, а рассказываю случай из жизни. Мне даже кажется, что такой или чем-то похожий эпизод мог произойти с любым человеком, но почему-то никем не описан. А мы как раз и подошли к нему.

А дело было таково. Как-то Мэлсор, не знаю почему, но тянет меня всё время писать его имя не как положено, с одной заглавной буквой, а как аббревиатуру. Так вот, он однажды отвлёк меня от работы вопросом, не буду ли я возражать, если у нас в комнате поживёт несколько дней его друг, которого за что-то выгнали из института. Он никому не помешает, так как будет приходить только ночевать. Что делать? Пусть приходит. Дело житейское… И вот он пришёл. Представился, зовут его Марс. Я даже переспросил, как это имя расшифровать и не тёзка ли он основоположника научного коммунизма? Оказалось, что это обычное имя и даже никак не связано с астрономией.

Несколько дней жил этот Марс в нашей комнате. Мне он совсем не мешал, так как появлялся поздно вечером. Спал он на одной кровати с Мэлсором и даже не храпел. Небольшой рост часто даёт его обладателям определённые преимущества. Так было и на этот раз, поскольку спали они вдвоём, и легко помещались на простой, полутораспальной кровати. Но на этот раз они вдвоём не спали. Вернее, спали вдвоём, но не с Марсом, а Марс спал, если вы ещё не запутались, не с Мэлсором, а с подружкой… Я так говорю только потому, что и мне легко было запутаться, настолько они были похожи друг на друга.

Привёл он её поздно ночью. К тому времени я уже успел «просмотреть» пару сумбурных снов, потому и слышал щелчок открываемого замка и мягкие, на цыпочках, шаги. Отсутствие света, как известно, не является препятствием для обмена информацией, поэтому, помимо моей воли, был слышан довольно разборчивый, но тихий разговор:

– Где я буду спать?

– Здесь.

– А ты где будешь?

– Здесь!

– А Мэлсор? – продолжал всё тот же любознательный женский голос. Но ответ не баловал слушателей своим разнообразием:

– Здесь!

– Хи-хи, как интересно, – послышалось, и мне показалось, что только удивление было реакцией на такое «смелое» заявление. В первый момент я даже не успел сообразить, к чему может привести такая житейская ситуация.

– А если этот проснётся? – продолжал всё тот же голос, перемежаемый шелестом быстро снимаемой одежды. Видно, эта Даздралочка начала привыкать к темноте и заметила мою кровать, расположенную с другой стороны большого стола.

Что было потом, что было?.. Ясное дело, то, что бывает с молодыми, вдоволь насытившимися духовной любовью людьми, когда они наконец-то встречаются не для того, чтобы читать друг другу стихи. О «советском паспорте», например. Это был скорей фортепианный дуэт, в котором исполнители соревнуются только в скорости игры. Но именно тогда, когда скорость исполнения достигла апогея, раздался стук и в дверях появился третий участник ожидаемого концерта – Мэлсор. Этого следовало ожидать. Ведь третий всегда появляется несвоевременно. Иначе это было бы неинтересно. Но в данном случае ничего интересного не произошло. Марс оторвался от «своего фортепиано» и, открыв дверь, перешёл на быстрый речитатив, понять который было вообще невозможно.