Потом она подложила мне под ногу несколько подушек, накрыла колено льдом и вытащила две баночки.

– Тайленол или викодин? – спросила она.

Я заметила, что она тоже плакала. Я сжала ее ладонь.

– Мороженое? – отозвалась я, и дочь улыбнулась сквозь слезы.

Она пошла на кухню и вернулась с двумя ложками и банкой ванильного мороженого, самого вкусного в мире. Мы всегда ели мороженое, когда у кого-то из нас не было настроения, и сейчас двойная порция была как нельзя кстати.

– Я не смогу больше подниматься и спускаться по лестнице, – предупредила я. – Тебе придется самой всем заниматься.

– Я знаю. И не возражаю.

Саванна зачерпнула мороженого и передала банку мне. Я поскребла немного сверху и перевернула ложку, чтобы мороженое растаяло на языке. Я чувствовала себя виноватой из-за того, что прошу дочь обо мне заботиться, но не могла принять помощь больше ни от кого другого. В больнице меня навестили две школьные подруги. Они принесли белые гвоздики, контейнер с макаронами в томатном соусе и кучу вопросов. Как это случилось? Виновника нашли? У тебя все нормально с деньгами? Наверное, моя мама рассказала их мамам, а их послали выведать подробности. Было приятно их видеть, но я не могла есть их макароны и одновременно врать. У меня все будет хорошо, объявила я. Мне просто нужно отдохнуть. Полиция этим занимается. Идите домой.

– Спасибо, что сходила в магазин, – сказала я дочери, которая предварительно забила холодильник моими любимыми продуктами. Она еще слизывала с ложки мороженое, и я зачерпнула еще. Пока сладкая масса скользила по горлу, я добавила: – Нам нужно экономить. Даже больше, чем раньше.

– Все будет хорошо, мам, – заверила меня Саванна, забирая банку из моей протянутой руки. – Он дал мне карточку.

Слова Саванны были как пощечина. Наверное, мне нужно было вздохнуть с облегчением, что кто-то нас содержит – мы определенно в этом нуждались. Да и я ведь знала, что мы приняли его предложение. Но когда я ела то, за что заплатил он, здесь, в собственной квартире, сделка вдруг стала пугающе реальной.

– Саванна, – я пыталась сдержать дрожь в голосе, – думаю, мы поступили ужасно. – И сказав это, я сразу поняла, что неправильно выразилась. – Я поступила ужасно.

Это моя вина. Это я взрослая. Я опозорила свою семью, развратила дочь, я согрешила, и мне нет прощения.

– Он поступил гораздо хуже, – спокойно возразила она, и я не знала, ужаснуться или вздохнуть с облегчением.

Она нашла способ это оправдать, и отнимать у нее утешение после всего, через что она прошла, было бы жестоко. К тому же я не смогла бы нас прокормить. Какая мать позволит дочери бросить школу и устроиться на работу, чтобы помогать платить по счетам?

Саванна зачерпнула мороженого и отдала мне банку. Я отмахнулась.

Я обожала ванильное мороженое больше всего на свете, но сейчас аппетит у меня пропал.

Глава 19

– Мне нравятся твои тарелки! – воскликнула Либби, вытаскивая их из буфета. Я не просила ее накрывать на стол, но она явно из тех, кто любит брать на себя инициативу. Это я поняла, когда она напросилась вместе со всей семьей ко мне на ужин. – Где ты их купила? – спросила она, расставляя тарелки на столе.

– В «Поттери барн», – ответила я.

Я решила не говорить, что купила их сегодня утром. Обычные белые тарелки, которые мы привезли с собой, были слишком простецкими, и я постеснялась их выставить.

– Ох, обожаю «Поттери барн», – воскликнула Либби бодрым голосом капитана команды.

Интересно, она всегда такая энергичная, или это предстоящий ужин ее так раззадорил?

– Подставки под тарелки тоже оттуда, – сообщила я, хотя она и не спрашивала.

Плотные подложки винного цвета я тоже купила утром, вместе с дюжиной тканевых салфеток и тремя ароматическими свечами. Так странно было делать покупки в «Поттери барн». Я никогда раньше туда не заходила, поскольку знала, что все там стоит вдвое дороже, чем мы когда-либо могли бы заплатить. Но когда мы с Саванной переехали сюда, буфет стоял пустым, и мне нужна была посуда под стать дому и новым друзьям.

Меня поразила пустота магазина. Он был огромный – два этажа с эскалатором в центре, – но, кроме меня, там почти никого не было. Помню, как задумалась, каким образом эта сеть до сих пор не разорилась. Когда пришло время расплачиваться, откуда ни возьмись появилась продавщица и открыла кассу только ради меня. Пока она пробивала покупки, вышла вторая продавщица и одну за другой стала оборачивать тарелки плотной бежевой бумагой. Я хотела сказать ей, чтобы переложила их подставками и не тратила столько бумаги, но побоялась показаться капризной или неблагодарной.

– Вот бы поехать туда и купить все-все новое, – вздохнула Либби, и я задумалась, почему она не может исполнить свое желание.

Мне всегда казалось, что люди из богатого квартала могут купить что угодно. Как-никак, она носит «Ролекс» – значит, купить новую посуду ей вообще должно быть раз плюнуть.

– По-моему, все готово, – сказала я. – Будем садиться?

Либби, как и обещала, принесла огромную миску с соусом, и мы сварили две упаковки спагетти в большой кастрюле для лобстеров, которую я привезла из старой квартиры. Лобстеров в ней я никогда не варила, но регулярно использовала ее для супа и тушеного мяса, которое Гейб любил нарезать на бутерброды и брать на работу. Теперь, когда остались только мы с Саванной, я больше не готовила большие порции, а от кастрюли не избавилась по одной лишь причине – она была слишком большой и не поместилась в мусорку.

С неожиданным приливом гордости я наблюдала, как Либби рассматривает мои деревянные ложки. Их выбирала не я, но они все равно мои, и мне было приятно, что ими пользуется еще кто-то. Кухня в нашей старой квартире была такой маленькой, что открыть одновременно холодильник и духовку было невозможно – дверцы стукались друг о друга, поэтому сейчас я впервые готовила с кем-то вместе. Приятно, когда кто-то пробует твои блюда и можно с кем-то поболтать, пока режешь и перемешиваешь, так что на эти чудесные мгновения я позволила себе забыть о том, откуда появился столь внушительный набор деревянных ложек. Когда я согласилась на предложение Либби собраться семьями, то думала, что делаю это ради Саванны, мне хотелось показать ей, что я стараюсь зажечь хоть какую-то искру радости в нашей опустевшей холодной жизни. Мне и в голову не приходило, что это понравится мне самой. Глядя, как Либби помешивает спагетти бамбуковой лопаткой с длинной ручкой,