После этого победоносный викинг решил вернуться в Норвегию. Он был богат, прославлен, удачлив, и его вело сознание двух возложенных на него задач: отвоевать землю предков и обратить ее в правую веру. Также до него дошли сведения о том, что Хакон утратил позиции в собственной стране и лишился уважения и поддержки трендов. Несмотря на то что автор сам предоставил нам полный перечень неправых деяний ярла, обстоятельства, при которых это произошло, все же требуют разъяснений. Впрочем, причина оказывается самой простой и вполне согласуется с основными закономерностями норвежской истории X в. Куда больше, чем беззакония и похоть, падению Хакона способствовало соперничество между северными ярлами и Инглингами, в котором Вестланд и Вик играли роль своеобразного балансира. Мы ничего не знаем о политических пертурбациях в последние годы его правления, но, очевидно, Хакону не на кого было опереться, когда Олав заявил свои притязания на власть. С могучим флотом, в сопровождении воинственных викингов и английских священников, претендент, завернув по дороге на Оркнейские острова, направился к родным берегам. Он пристал в Морстре, у одного из южных выходов Хардангра, и оттуда быстро двинулся на север. Ярл Хакон то ли позорно бежал, то ли (что представляется более вероятным) был захвачен врасплох. Олав практически нигде не встретил серьезного противодействия: слабые попытки сопротивления были тут же пресечены. В позднейших источниках говорится, что Хакон со своим рабом Карком укрылись в Гаулардале, у любовницы Хакона, Торы из Римуля, и как-то ночью перепуганный раб перерезал своему господину горло. Олава, как когда-то его прадеда Харальда Прекрасноволосого, провозгласили конунгом на тинге в Трандхейме. Позднее Упплёнд и фюльки Ослофьорда, долго находившиеся под властью датского конунга, также признали его своим правителем.

Но золотой век не наступил. Вопреки всем панегирикам позднейших почитателей Олава сына Трюггви, властвовал он недолго, и для страны это были не лучшие времена. Историки XIII в. с блеском расписывают красоту конунга, его доблесть, силу и мастерство в ратных делах, его труды на благо Норвегии и веры, события его жизни – от сказочного рождения до героической смерти; и тем не менее в действительности мы знаем об Олаве сыне Трюггви очень мало. Ибо он стал легендой – а кому нужна правда о легендарных героях?[54]

Даже когда дело касается его якобы христианского рвения, источники полностью противоречат друг другу. Адам Бременский, писавший в 1080 г., отзывается об Олаве сыне Трюггви с несвойственной ему желчностью: «Кое-кто говорил, что он был христианином, другие – что он отступился от веры, но все сходятся на том, что он был очень искусен в прорицаниях, предсказывал судьбу и верил в гадания по птицам. Оттого он и получил свое прозвище Кракабен (Воронья Кость). Также рассказывают, что он занимался колдовством и держал при себе колдунов, с помощью которых завоевал страну и своими заблуждениями вверг ее в ничтожество» (II, xl (38). Норвежские и исландские источники говорят нечто прямо противоположное, и в данном случае, вероятно, правы. Едва ли Олав интересовался тонкостями христианского учения, и даже самые ревностные почитатели не приписывают ему стремления к духовным идеалам. Но подобно Хакону Доброму, сыновьям Эйрика, Харальду Синезубому и Свейну Вилобородому, он хорошо понимал, какие выгоды сулит его стране принадлежность к европейскому христианскому сообществу. Как и других викингов, посещавших чужие земли, его поражали величие и богатство церкви и великолепие христианской литургии. Но эти слава, роскошь и братское единение были недоступны для северных варваров. Поклоняться Тору и Одину в те дни значило делать себя изгоями. От принятия христианства немало выиграли бы и Норвегия, и ее конунг; кроме того, это был хороший способ подчинить себе труднодоступные и независимые северные фюльки.

Олав мог рассчитывать на успех в Вике, где почву подготовил еще Харальд Синезубый. Жители западных фюльков от Рогаланда до Фьордов – древней родины викингов – уже приобщились к христианству в своих походах в дальние страны, а также благодаря усилиям Харальда Серая Шкура, но обитатели Трёндалёга были ярыми и упорными язычниками, так же как и их соседи в северном Халогаланде. Возможно, исландские историки, следуя сомнительным преданиям о том, что Олав сын Трюггви принес христианство в их собственную землю, частично приписали ему рвение и заслуги другого конунга – Олава сына Харальда, названного впоследствии Олавом Святым. Они пишут, что все южные и юго-западные земли испытали на себе власть и гнев Олава сына Трюггви, что в Трандхейме он разрушал святилища и повергал наземь статуи богов, после чего повелел построить небольшой торговый город в устье реки Нид, поскольку Хладир, с его памятью о ярлах и идолах, не внушал ему теплых чувств. Спустя годы этот городок превратился в королевский город Нидарос, позднее переименованный в Трандхейм. Столь же могучий удар был нанесен язычеству в Халогаланде. Мало того, нам сообщают, что миссионерский пыл конунга обращался также на торговцев, путешественников и скальдов, которым выпало оказаться при его дворе, он убеждал или вынуждал их принять крещение, а затем отпускал на родину – проповедовать правую веру. С течением времени ему стали ставить в заслугу христианизацию Норвегии (что по меньшей мере преувеличение), Шетландских и Фарерских островов (о чем нам ничего не известно), Исландии (выказавшей небывалую покорность) и Гренландии (совершенно безосновательно). Так он и остался в глазах потомков кровожадным и жестоким ревнителем христианской веры, и исландские биографы охотно возвеличивают его в этой роли.

На самом же деле к 1000 г. положение у Олава сына Трюггви было хуже некуда. Он по-прежнему оставался «морским конунгом» и интересовался исключительно делами прибрежных западных и юго-западных фюльков. В обширные внутренние области Олав даже не заглядывал, и амбиции местных властителей, предоставленных самим себе, быстро и неуклонно росли. Но и на западе Олава не жаловали, ибо в своем показном христианском рвении он начисто забывал и об обязанностях конунга, и о благе подданных. Ситуация в Трёндалёге была еще более тяжелой. Чтобы держать трендов в повиновении и надзирать за их христианским благочестием, Олаву приходилось жить в их землях, и чем дольше он это делал, тем меньше они его любили. За пять лет этот человек, обладавший всеми качествами и талантами хорошего правителя, чей приход к власти, казалось бы, отвечал нуждам и чаяниям страны, сумел отвратить от себя всех подданных. Яростный лев, когда ему потребовались мудрый совет и помощь, оказался бессильным, словно выброшенная на берег рыба.

Между тем враги Олава не дремали. Его прежний соратник, датский конунг Свейн Вилобородый заглядывался не только на потерянные области Ослофьорда, но и на всю Норвегию; Олав Скётконунг, первый шведский конунг, признанный верховным властителем гаутов, жаждал присоединить к своим владениям выгодные в торговом отношении земли западных соседей; кроме того, еще оставался в живых сын ярла Хакона, умный и доблестный ярл Эйрик. Сложившийся союз представлял смертельную угрозу для Олава сына Трюггви, а возможностей для маневра у него практически не осталось. Надо было искать сторонников.