— А не остаться ли тебе сегодня дома?

— Почему? — удивился парень.

— Что-то не спокоен я за тебя. На душе тревога. Может, отложи свиданку?

— Не-ет! Я почти месяц ждал. Не пойдет. Да и неловко, сама назначила. Как отказ воспримет? И что может случиться? Я же с девушкой, ни на задание, ни на разборку еду. Все нормально, Саша! Просто ты вымотался, устал за день, вот и мерещится зряшное, — не поверил в предупреждение.

Они шли по темнеющим улицам. Им навстречу зажигались фонари, словно люди одаривали улыбками, и провожали подмаргивая. Мимо спешили прохожие. Они не обращали внимание на пару молодых, какие тесно прижавшись друг к другу, шли, тихо переговариваясь, не спеша.

Вот и парк, шепчется молодая листва в кронах, о чем-то поет, кричит птичье многоголосье. Отвернувшись от редких прохожих, целуются на скамейках влюбленные. У каждого своя жизнь и радости.

Лешка подвел Любу к самой укромной, спрятавшейся от посторонних глаз, скамье. Девчонка поначалу насторожилась, но потом уверенно шагнула следом. Парень посадил ее на колени, обнял. Люба, смеясь тихим колокольчиком, рассказывала о себе:

— Я еще в детстве мечтала стать учительницей. В деревне учителя и врачи большие люди, почти начальство, интеллигенты. Им все завидовали. Когда родителям сказала, кем хочу стать, они обрадовались и опечалились. А все потому, что никто не возьмет замуж девку, какой за двадцать перевалило. Перестарком дразнят. И на диплом не смотрят. Считают, что в эти годы двоих детей должна родить.

— У тебя, наверное, много поклонников?

— Да что ты, Леша! Наши на деревенских не смотрят. Ищут богатых, из хороших семей, чтоб родители были при должностях, занимали положение в обществе, имели бы квартиры, крутые машины и дачи, чтоб не ломая горб придти на все готовое. Неважно, что невеста много старше, из себя уродка, так и говорят, мол, ее рожу можно подушкой прикрыть. А для души любовниц заведут. Они путанками не побрезгуют. Главное, чтоб тыл был надежным. Многие уже женились вот так. И ничего, довольны.

— Любашка! Но ведь ты не из таких?

— Лешенька, я об одном думаю, как закончить институт, получить диплом и устроиться на работу в городе. Так неохота возвращаться в деревню! Мне даже думать о ней страшно. Снова впрягайся в хозяйство, в огороды. Дома полный беспросвет. Кроме меня куча младших. Их надо растить. О себе вспомнить некогда. Деревня за все благодарность потребует. Дали самой возможность выучиться, расти всех других, поднимай и ставь их на ноги. Иначе назовут бессовестной и неблагодарной.

— А если в город переедешь жить. Как тогда? — обнял девчонку покрепче.

— Уже проще. Но двоих старших все равно придется брать к себе. Учить, растить, одевать и обувать, короче, как за своими детьми смотреть.

Лешка призадумался. Тащить в двухкомнатную квартиру целую ораву, конечно, не хотелось. Какими они будут? Не дадут отдохнуть. А матери, сколько мороки прибавится? Самим едва хватает заработка, а тут этих на шею повесят, но ничего, как-то образуется. Лоджия отапливается, там тепло, двоих поместим. А харчами сами родители помогут. Не пропадем, — успокоился парень и, насмелившись, поцеловал девчонку. Та за шею обняла, прижалась к человеку всем телом. Парню жарко стало. Погладил плечо, руку. И только коснулся груди, почувствовал сильный толчок в бок и грубый голос нахально потребовал:

— Подвинься, лопух!

— Тебе что, места мало? Вон пустая скамья! Туда отваливай! — не двинулся с места.

— Я кому звеню! — прогудело над ухом.

— Слушай, кент, не наезжай! — ответил Лешка и в тот же миг получил внезапный, оглушительный удар в ухо. Он отлетел на аллею кувырком. Почувствовал, как выскользнула из его рук девушка и побежала из парка к выходу без оглядки.

Лешка вскочил на ноги, рассвирепев. Подлел ударившего мужика кулаком под подбородок. Тот откинулся на спинку скамьи, тут же пружинисто собрался, вломил носком ботинка в пах Свиридову, тот упал на дорожку, скорчившись и застонав. Из глаз снопами сыпали искры. Боль была адской. Ни встать, ни сопротивляться не стало сил. А мужик насел сверху, он колотил Лешку головой об асфальт, пытался душить, потом вскочил, будто в исступлении пинал ногами, отрывал и бросал его с силой, бил кулаком в лицо, бока:

— Я тебя, отморозок, научу уважать Пана! — рычал зверино.

Как знать, может он и убил бы Лешку, но тот на секунду пришел в себя, ударил мужика головой в лицо. Все зэки называли этот прием натягиванием на кентель. Свиридов вложил в удар все силы. Человек с воем отлетел к скамье. Из носа, изо рта пошла кровь. Леха понял, что выбил ему зубы. И пока Пан не опомнился, добавил кулаком под подбородок.

Человек перелетел через скамью и затих.

Свиридов позвонил Порве:

— Сашок! Приедь за мной!

— Ты где?

— В парке. Левая аллея. Самый ее конец, глухой тупик.

— Один или с кем-то?

— Возьмешь меня, за другим приедут ребята. Порва приехал раньше оперативников и, осветив Лешку фонариком, сказал, качая головой:

— Круто уделали.

Когда увидел зачинщика, пробурчал:

— Нарвался козел! Надолго запомнит встречу. Ты ему все зубы выбил на хрен. И пеньков не оставил.

Оперативники надели Пану наручники, отвезли в райотдел. Лешка долго отмокал в ванне. А ночью понял, драка в парке не обошлась без последствий. Утром Александр Петрович отвез его в поликлинику, где у Свиридова обнаружили трещины в суставах рук и ног, в ребрах. Парня тут же положили в больницу.

Лешке не хотелось вспоминать о приключении в парке. От ребят узнал, что случай действительно свел его с матерым бандитом по кличке Пан. У него на этой скамье была назначена встреча с другим главарем, а тут Свиридов занял скамью. Кому нужны чужие уши? Как от них отделаться? Уговаривать и просить по-доброму освободить скамью Пан не умел. Да и время поджимало. Вот и вздумал ускорить разборку. Второй главарь увидел, как Пан улетел за скамью, услышал, что поддевший его мужик вызвал милицию. Чтобы не засветиться, подбежал к забору, перемахнул в один прыжок и слился с темнотою ночи. Никому не нужны лишние неприятности. Не состоялась встреча, значит, она не была нужна. А Пан пусть сам расхлебывает кашу, нечего духариться по пустякам, — думал мужик, юркнув в проулок, от ярких фар оперативки спрятался, она спешила в парк.

Свиридов рассказал Порве, что случилось на той скамье. Он хорошо запомнил стук убегающих каблучков. Люба не вернулась в парк, чтобы узнать, как там Лешка? Живой ли он? Не вызвала милицию и не позвонила. Свиридов ждал целый день, а потом навсегда вычеркнул ее номер из своего телефона.

— Мужайся, Лешка! Сама судьба проверку подбросила. Она не выдержала. Значит, никуда не годится, ни в друзья, ни в жены. Таких в любовницы не берут. Ненадежна. Выброси из памяти как мусор и забудь имя. Гнусная девчонка, не состоится из нее путевая баба. Так и будет порхать с колен на колени, но ни в одной душе не застрянет. Никто не захочет удержать, — сказал травматолог, накладывая гипс.