Искулеки в наступление. Здесь много было положено с нашей стороны жертв, в результате мы продвинулись лишь на пять километров, но заняли участок на противоположном берегу Двины и острова. Впоследствии этот участок был с нашей стороны сильно укреплен. Это был самый опасный и ответственный участок фронта, его обычно занимали не кавалеристы, а наши стрелковые части. Две недели мне пришлось быть на этом участке в окопах в качестве связного. Я своими глазами видел, как ежедневно немец открывал артиллерийский огонь даже по отдельному замеченному в наших окопах солдату. Жизнь на этом участке днем как бы замирала, только ночью подавалась пища, только ночью можно было проникнуть в окопы. Здесь я познакомился с сибиряками, узнал от них много интересного о тайнах тайги нашей необъятной Сибири, о ее огромных богатствах и просторах.

Суровым солдатам-сибирякам, как и всем, очень надоела война. При этом они часто жаловались на то, что очень подолгу не получают писем. Это было неудивительно. Письма шли в действующую армию с большим опозданием, а порой совсем не доходили то ли по небрежности на почте, то ли в связи со строгой цензурой.

Рослый сильный солдат по фамилии Лыков, как только начинался у нас разговор, где и как живут, где лучше, где хуже, сразу говорил – лучше жизни, чем в Сибири, нет. Простор. Никто тебе не мешает, а какой лес, какая охота! Затем Лыков тяжело вздыхал, видно было, что ему очень хотелось скорее быть дома. «Ничего, – продолжал сибиряк, – скоро должна война кончиться, не весь же век воевать будем. Да поди она и немецкому солдату тоже надоела. Наверняка они также от насекомых обобраться не могут».

Я соглашался с мыслями Лыкова, и ему, видимо, это нравилось. В то же время я рассказывал ему о Каспийском море, о том, какое оно богатое рыбой, что оно и не замерзает, зима там очень легкая. Морозов совсем не бывает, да если бы и были морозы, все равно море не могло бы замерзнуть и покрыться льдом. «Почему же это?» – задавал мне вопрос Лыков. «Да потому, что вода в нем горькосоленая».

В свою очередь я предлагал Лыкову после войны поехать на Каспий и сделаться рыболовом. Он не соглашался: «Нет, брат Иван, во-первых, у меня семья, а во-вторых, я люблю суровую зиму, простор Сибири и охоту».

Когда я уходил от сибирских стрелков, я оставил на память Лыкову записную книжечку, он тщательно записал в ней мой адрес, а я взял его адрес и хранил до Гражданской войны…

Мы продолжали сидеть в обороне. Правее нас занимали окопы кавалеристы и казаки 4-й дивизии. Жизнь оставалась прежней. К Рождеству получили приветствие от своего шефа наследника Алексея. По этому случаю и по 1 случаю Рождества Христова эскадрон был выстроен. Офицеры по очереди и старшинству поздравляли нас. Мы получили по французской булке, по полфунта колбасы и по бутылке пива.

Солдаты этого долго не могли забыть. И не потому, что нас угостили, а потому, что когда нас приветствовали офицеры, то один молодой прапорщик вместо того, чтобы поздравить нас с Рождеством, поздравил нас с Пасхой Христовой. Весь эскадрон, несмотря на строй, разразился громким смехом. А затем мы этого офицера в своей среде прозвали «Пасхой». И он вынужден был уйти в другой кавалерийский полк.

Положение на фронте не менялось. Много говорили об успехах Брусиловского прорыва, но это не действовало на солдат. Патриотизм среди солдат все больше угасал. Оставалась жалость за Россию, выражавшаяся во вздохах и высказываниях солдат: «Пропала матушка-Россия. Вот до чего довел батюшка царь…»

Взоры солдат больше стали приглядываться к Государственной думе. С жадностью читали мы любые выступления, высказывания в Думе, но не находили должного ответа на волнующие нас вопросы.

Красивые были слова – «все на оборону Отечества, улучшить снабжение действующей армии», а на деле положение с продовольствием все больше ухудшалось. Солдат стали кормить селедкой, чечевицей, да и в поставках этих продуктов были частые перебои. Сократилась суточная дача фуража, кони стали худеть. Солдаты прибегали к воровству фуража у местного населения. В связи с этим начали ухудшаться взаимоотношения армии с населением.

Несколько попыток активных боевых разведывательных действий с нашей стороны успеха не имели. Мы продолжали сидеть в окопах. Для людей и коней сделали в лесу хорошие палаты, навесы. Собирали, отвинчивали от снарядов алюминиевые пояски и лили из них ложки и разные безделушки.

Книг и других развлечений не было, поэтому в длинные осенние вечера солдаты поочередно рассказывали друг другу сказки. Одну из них я не забыл. Ее рассказывал очень часто солдат Исаев. Эта сказка называлась >6 «Отчего произошла война с Германией в 1914 году».

– Так вот вы спрашиваете, почему началась война с Германией? А было это дело так. Однажды Вильгельм, это значит царь германский, приезжает к нам в Россию. Ну, конечно, не к тебе, Зайнулин (который в это время поудобнее усаживался в кружке солдат, чтобы ему было лучше слышать и видеть Исаева). А к нашему царю в Петербург. (Зайнулин в другом случае обиделся бы, а теперь молчит и только душевно просит Исаева продолжать рассказывать.) И приехал Вильгельм не один, а привез с собой мудрецов. Для чего, прежде не выказывал, а когда они с нашим царем Николаем подвыпили, он и спрашивает Николая: «А что говорят, у вас есть какие-либо мудрецы в России?» Наш царь дурак, дурак, а сообразил, что сказать: есть, говорит, как же в такой большой стране да не быть. «А у вас есть?» – в свою очередь задал он вопрос Вильгельму. «Да, – говорит, – у нас очень много, и удивительные мудрецы. Делают такие дела – уму непостижимо. Я, – говорит, – захватил с собой одного. Желаете посмотреть? Да хорошо бы одновременно посмотреть, на что способны наш и ваш мудрец».

А наш царь сказать-то сказал, что в России мудрецы тоже есть, а сказал-то это он наобум. Вот, думает, влип. Дурак, дурак, а совестно ему сознаться. Что же, говорит, давай соберем, посмотрим. Но для этого нужно, говорит, время. Издалека уж очень нужно ехать нашему мудрецу. А сам на ухо шепчет своему министру – срочно, говорит, по всем губерниям ищите и во что бы то ни стало найдите мудреца.

Послали во все концы матушки-России гонцов разыскивать мудрецов. Губернаторов также заставили искать. Вот уже неделя проходит. С ног сбились, все ищут мудреца и нигде отыскать его не могут. Ну наш, конечно, царь запечалился. Ведь нехорошо, сказал – есть мудрецы, а на деле, видать,