Лотти полетела вперед; где-то секунду она пробыла в подвешенном состоянии, а после врезалась в двери шкафа. Те распахнулись, выплевывая ее на руки собравшейся снаружи толпе. Коллеги Лотти, не ожидавшие атаки, сразу же уронили ее, а кто-то еще и упал сверху.

– Помогите мне, – придушенно воззвала Лотти. – Пожалуйста, она здесь.

Клара выволокла дочь из столпотворения, заключив ее в крепкие объятия. Лотти прижалась к ней крепко-крепко, как в детстве.

– Что с тобой? – спросила Клара. – Это что, все из-за мешка миндаля?

Шутку матери Лотти встретила слезами. Она продолжала плакать, пока Клара выводила ее из шкафа и из пекарни. Она плакала всю дорогу домой, и даже после того, как Клара раздела ее и уложила в постель. Даже провалившись в беспокойный сон, она продолжала рыдать.

Что до Хелен – та ушла, исчезла из шкафа, будто раскрыла невидимый портал во мраке и шагнула в него. О ее присутствии напоминали лишь грязные следы и тошнотворный запах, отравивший воздух пекарни. По этим следам Клара сразу поняла, что произошло, и не медля отвела Лотти домой, в безопасность. Почему Хелен вздумала напасть на дочь, Клара не уверена, но догадывается, что это как-то связано с книгами Райнера, над которыми он просидел большую часть прошлой ночи.

XII

Райнер добежал до двери. У самого дома он почти убедил себя в том, что все, что случилось с Лотти, – прямой результат его изысканий прошлой ночью, тех самых, на которые он намекал Итало. Выражение лица Клары, встретившей его на кухне, подтвердило – опыты незамеченными не остались. Узнав о том, что Лотти столкнулась с Хелен, Райнер жутко переволновался. Несмотря на то что Клара настаивала оставить девочку хотя бы пока в покое – мол, на ее долю за день и так достаточно перепало, – Райнер настоял на том, чтобы увидеть ее. Он поклялся, что будет молчать, но едва увидел Лотти, лежащую на постели и все еще слабо рыдающую, придушенный звук вырвался из его горла.

– Вернись! – яростно прошептала Клара, но он прошел к кровати Лотти, на которой обычно спали все сестры сразу, и присел на краешек. Лотти не проснулась. Райнер потрогал ладонью ее лоб и отдернул пальцы, будто коснулся открытого пламени. Уткнув взгляд в пол, он ссутулился и стал что-то бормотать – Клара не смогла различить и слова, стоя у двери. Встав, Райнер быстрым шагом вышел из комнаты.

– Что это такое? – спросила Клара, когда они закрыли дверь. – Что с ней?

– Она больна, – ответил Райнер. – Эта женщина… эта тварь… что-то с ней сделала.

– Что?

– Я не знаю точно. Считай, что она отравлена.

– Отравлена? – ахнула Клара.

– Да, – сказал Райнер. – Но не тело отравлено, а душа.

– Ты говоришь загадками! Нам отпаивать ее лекарствами или звать священника?

– Пострадала та часть Лотти, которую мы не можем видеть или трогать. Это главная часть в каждом из нас. Поэтому и тело – то, что мы можем видеть и трогать, – сейчас мучается.

– Мы можем ее вылечить? – спросила Клара.

– Я дал ей благословение, которое немного поможет, – ответил Райнер.

– Значит, послать за преподобным Гроссом?

– Да нет же, – фыркнул Райнер. – Чем нас спасет священник? Люди вроде преподобного Гросса только и могут, что день за днем проводить в думах о том, в чьей голове водятся нечистые мыслишки, а по факту о том, чьи головы вообще еще способны думать. С тем же успехом можно попросить Кристину или Гретхен излечить Лотти наложением рук.

– Кто же тогда, скажи мне, кто тогда поможет нашей дочери? – Прежде чем Райнер ответил, она добавила: – В твоих книгах, надо полагать, что-то сказано об этом? Все это друг с другом связано, не так ли? Чернокнижник, оживший мертвец, болезнь души – это же всё звенья одной цепи: разомкни одну, и посыплются другие.

– Всё не так просто.

– Но почему?

– Потому что все эти случаи – не звенья цепи, – сказал Райнер. – Связи между ними куда более тонкие, сложные. Это как отношения Солнца и планет, планет и их лун и связи этих лун с Солнцем.

– То есть это вне твоего влияния, – сухо подвела итог Клара.

Райнер застыл.

– Я этого не говорил. Я – один из немногих людей, кто может хоть как-то повлиять на ситуацию, пусть даже в малой степени.

– Этого все равно недостаточно, – осадила его Клара. – Недостаточно, чтобы вернуть эту женщину туда, где ей место, недостаточно, чтобы помочь нашей дочке.

– Все сложно! – бросил Райнер. – Половина того, что написано в тех книгах, не имеет смысла, а другая половина – форменное безумие.

– Мне все равно, – ответила Клара. – Если твои фолианты могут помочь Лотти, то бери их и выясняй, что можно сделать. Никаких оправданий я не приму. Не хочу, чтобы ты терял время, гадая, как расшифровать какую-нибудь там закорючку – как «а» или как «один». Тебе следовало быть решительнее, и тогда ничего бы этого не случилось. Теперь-то уж точно медлить нечего. Действуй сейчас.

Хоть и прошло десять лет, прежде чем Клара рассказала об этом разговоре Лотти, она все еще помнила ярость, вспыхнувшую в глазах своего мужа. Осталось не так уж много того, чем Райнер мог гордиться; прибыв в Америку, он вынужден был довольствоваться весьма скромными дарами свыше, и, как показала практика, верней всего было принимать их с улыбкой. Он принял диктатуру сестры Клары в пекарне, принял критику коллег-каменщиков, даже принял поправки своих детей к собственному разговорному английскому. И все это время он дорожил лишь своим образованием – царством, в которое никто не смел вторгаться и в котором он все еще был непревзойденным и всевластным. До того как началось все это безумие, ему удавалось каждую ночь украдкой посвящать немного времени той или иной книге. Клара притворялась, что не видит, как его губы беззвучно двигаются, как палец мечется от слова к слову, когда он зачитывал воображаемую лекцию. Хоть он никогда и не говорил о своих чаяниях вслух, Клара знала, что он втайне мечтал найти должность в американском университете и восстановить репутацию, от которой пришлось отказаться. С ее стороны атака на последний бастион его гордости и самоуважения стала предательством того рода, на которое способен только кто-то очень близкий и любимый. Она знала, что ступила на слишком тонкий, слишком опасный лед, и пока Райнер изо всех сил пытался найти ответ, она сказала:

– Я послала Гретхен и Кристину посидеть у Регины. Сама пойду туда же, помогу им. Бедной женщине и так приходится нелегко со всей этой оравой детишек. А ты пока помоги своей дочери.

Сказав это, она удалилась.

XIII

Поскольку Клара не видела, что сделал Райнер, и поскольку Лотти была без сознания, остается лишь догадываться о том, что произошло дальше.

Без сомнения, Райнер раздумывал над лучшим ответом на нападки Клары, едва дверь за ней закрылась. Знаете, как это бывает: быть может, он мерил шагами кухню, пытаясь взять свой гнев в узду. В конце концов он решился и достал книги из того места, где прятал их. Много лет назад, еще в Германии, незадолго до того как над репутацией Райнера нависли тучи, Лотти увидела одну из книг. В то время она не знала, на что смотрит, только в беседе с преподобным Мэпплом она смогла отыскать заново это воспоминание и понять его смысл. Она шпионила за своим отцом, всматриваясь в замочную скважину в двери кабинета просто потому, что он строго-настрого запретил и ей, и сестрам беспокоить его во время работы. Лотти заметила, как он открыл один из застекленных книжных стеллажей ключом, нанизанным на цепочку часов. С самой высокой полки он достал большой и узкий том. Зажатый в простой серый переплет, том был опутан цепью с замком, который Райнер открыл вторым ключом со своей часовой цепочки. Сев за стол, он раскрыл книгу, и Лотти могла поклясться тогда, что комната потемнела, как будто воздух в кабинете отца наполнился маленькими крупицами тьмы, из-за которых фигура отца утратила четкие очертания. Из-за этого она не могла сказать наверняка, было ли то, что она увидела дальше, чем-то бо́льшим, чем просто обман зрения, но страницы книги, похоже, источали черное сияние, поглотившее лицо отца. Лотти убежала прочь от этого зрелища, не беспокоясь о том, что Райнер может услышать ее, и всю неделю держала дистанцию между ним и собой. Когда увиливать было бесполезно, когда нужно было обнять его, она всеми силами старалась не содрогаться, когда ей на глаза попадались крошечные хлопья мрака, уцепившиеся за щеку отца подобно маленьким пятнышкам пены для бритья, которые он забывал смыть. Долгие годы после того случая она просыпалась посреди ночи, объятая страхом, – ей снилось, что отец, сидящий за столом, поворачивается к ней, и вместо лица у него огромный, зияющий черной пустотой провал.