— Я почему-то уже не хочу сердиться, — жалобно протянула она, — вы совсем не похожи на ту, о которой меня предупреждали! Проходите! Поздравляю вас! Меня зовут Бася. Давайте ужинать!

Мама Гарика засуетилась у плиты. Гарик посмотрел на меня с благодарностью и облегчённо вздохнул.

За ужином мы шутили, вспоминали общих знакомых, которых нашли бесчисленное множество, рассказывали истории о нашей жизни в Ленинграде. Мы договорились до того, что мама Гарика хорошо знала моего деда по отцовской линии, а я была знакома с её невесткой, женой младшего сына.

— Вы только посмотрите, на кого он похож! — сетовала Бася, обнимая Гарика за плечи. — Где это видано, чтобы человек каждый день ел одно и то же! Ведь он не признаёт ничего, кроме сосисок и курицы с макаронами!

— Мама, перестань! — залился краской Гарик и резко вырвался из материнских объятий.

Бася осеклась и испуганно замолчала.

— Вы знаете, каким должен быть настоящий мужчина? — весело, как бы не замечая повисшей в воздухе неловкости, вмешалась я. — Настоящий мужчина должен быть высоким, умным и поджарым! И все эти достоинства — у вашего сына! Терпеть не могу толстых мужчин! — Я ласково погладила Гарика по плечу. — Спасибо за ужин! Посуда сегодня моя! — и решительно направилась к раковине, несмотря на протесты мамы и сына. — Отдыхайте!

Я взялась за мочалку и мыло.

Все чашки внутри были коричневые, а нижняя сторона у тарелок — жёлтая.

«Бедная слепая старушка!» — вздохнула я и незаметно переложила ранее мытую посуду из сушилки обратно в раковину. Потом тихонечко, под шумок, в ход пошли все кастрюли и сковородки, стоящие на плите.

— Да что вы там копаетесь! — нетерпеливо воскликнула Бася. — Я делаю то же самое за десять минут!

— Уже всё, — успокоила я старушку и вернулась к столу. Гарик взял мою распаренную руку и поцеловал.

— Какие нежности! — усмехнулась Бася. — Я всю жизнь готовлю и мою за ним посуду, мне он руки не целует! И вообще он со мной не разговаривает! От одиночества я просто схожу с ума, беседую с телевизором! Ну что это такое, так обращаться с матерью!

— Мы к вам приедем! — пообещала я. — Я позову вас в гости, познакомлю с моей мамой и дочкой, они у меня славные! И вообще, будем дружить, хорошо?

Мы все расцеловались на прощанье, вышли из квартиры, и Бася опять закрылась на все запоры и замки.

— Гарька, — с тревогой в голосе начала я, — почему у твоей мамы дверь закрывается изнутри? Не дай Бог, что-то случится, ведь никто, в том числе и ты, не сможет ей помочь! Надо закрывать только на ключ или два, но так, чтобы можно было открыть снаружи!

— Бесполезно говорить! — отрезал Гарик. — У моей мамы главное — это страхи. Страхи, страхи, кругом одни только страхи! Как ни приду, она тут же начинает рассказывать какие-то ужасы и меня пугать! А на меня это действует. Я и не хожу к ней из-за этого!

— Ну ладно, успокойся! — прижалась я к нему. — Страхи страхами, но как она не боится оказаться в беспомощном положении?

— Воров и грабителей она боится больше! — мрачно заверил Гарик.

— Жалко её! — вздохнула я. — Ужасная вещь — старость!

Мама и Гарик решили сначала зарегистрироваться, а потом позже, под Новый год, сыграть свадьбу. Гарик почему-то настаивал, чтобы о регистрации никто из близких, а тем более знакомых, не знал. Но нашей бабушке под большим секретом мы с мамой всё-таки сказали и вместе с ней поахали, что нельзя собраться всей семьёй и отметить такое событие по-человечески. Все эти тайны нам были непонятны, но раз Гарик так хотел, мы согласились и не спорили.

Регистрация должна была состояться в среду, выходной день Гарика. Мама взяла на работе отгул, а я училась прямо напротив Сити-холла и успевала на церемонию в большой перерыв между лекциями.

В назначенное время мы все собрались в большом обшарпанном зале, где надо было ждать своей очереди. Обстановка была обыденной, никакой торжественности. Нарядная мама и Гарик с букетом роз выделялись из толпы озабоченных, серых, усталых посетителей. Я разочарованно поглядывала по сторонам.

Наконец позвали нас. В пустой тёмной комнате, со старой трибуной и американским флагом на стене, неопрятно одетая чёрная тётка быстро отбарабанила ритуальные слова. Тётка была такая толстая, что казалось, будто её живот начинается от подбородка, а когда она повернулась спиной, то на её огромной оттопыренной заднице, можно было спокойно поставить пару тарелок, и ни одна бы не соскользнула! В трибуну толстуха не помещалась, поэтому стояла где-то сбоку, а мы стояли перед флагом, и пришлось всем вертеть головой то на флаг, то на противный голос регистраторши. Гарик надел маме кольцо, которое для этой цели на минуточку сняли перед тем, как войти. Новобрачные замерли в поцелуе. Чёрная тётка нервничала и не могла дождаться конца процедуры. Я вполголоса затараракала «Свадебный марш» Мендельсона. Толстуха-регистраторша смотрела не меня как на сумасшедшую. А нам всем вдруг стало весело, и мы с хохотом выскочили на улицу, прыгнули в машину и помчались в итальянский ресторан отмечать замечательное событие.

За обедом я встала и торжественно произнесла:

— Молодые, будьте счастливы! Плодитесь и размножайтесь!

— Ты что, братика или сестричку захотела? — смеялась мама.

— Почему бы и нет? Не возражаю! — поддержала её тон я. — Буду у вас вместо няньки!

Гарик со счастливой улыбкой слушал нашу трепотню и держал маму за руку.

— За тебя, дорогая! — время от времени поднимал рюмку он.

После обеда мама и Гарик поехали на Бродвей смотреть новый нашумевший спектакль, а я вернулась в колледж.

Так буднично и обыкновенно мама вышла замуж.

Началась новая жизнь!

Вот я и замужем. Мой муж — высокий, стройный, интеллигентный, умный, неотразимый американский дантист! Я щиплю себя за щеку и мысленно спрашиваю неизвестно кого: «Неужели это правда?»

«Правда! — отвечает мне внутренним голосом неизвестно кто. — Не веришь, можешь его потрогать, он идёт рядом!»

И я его не только трогаю, а тормошу, целую, глажу, обнимаю, а он млеет, как кот на солнышке, и удивляется:

— Да что это с тобой вдруг?

— Ничего! — ликую я. — Просто ты у меня золотой! — и мы идём дальше.

Подружки на работе каждый день меня спрашивают:

— Ну, как твой Гарька? Всё ещё золотой?

— Золотой! — гордо смотрю я на них с видом: «А у вас такого нет!»