В тот день, когда, побывав в Сити-холле и официально превратившись в семью, после обеда в ресторане и похода в театр мы вернулись домой, полумёртвые от эмоций, впечатлений и беготни, то упали в кровать, не чуя ни ног, ни рук. Я тихонько лежала рядом с почти бездыханным от усталости Гариком. В голову лезла всякая ерунда, типа анекдотов о первой брачной ночи и прочая чушь.

«Интересно, о чём думает Гарик? Как он себя чувствует в роли мужа впервые в жизни? — сквозь надвигающуюся дремоту лениво подумала я. — Неужели спит? Вот ещё! У нас первая брачная ночь, пусть просыпается! Сейчас я его разбужу! Я так его напугаю, ему сразу спать расхочется!»

Медленным лёгким прикосновением я провела рукой по аскетическому телу Гарика снизу вверх и внезапно резким движением схватила его за горло:

— Ну что, Гарька, попался! — разбойничьим голосом просипела я ему в ухо. — Женился на мне? Теперь я тебя разорю!

Гарик судорожно вздрогнул, вытянулся и напрягся. Я подняла голову и увидела его побелевшее от страха лицо с застывшими глазами, полными панического ужаса.

— Гаренька, милый мой, хороший, любимый! Я пошутила! Что ты? Я пошутила! — Я гладила его по лбу, по коротко стриженой голове, по щекам, по плечам, целовала и, сама, заледенев от того, что я наделала, повторяла без остановки:

— Я пошутила, прости меня, любимый мой, хороший, прости, я пошутила!

Тело Гарика заметно расслабилось. Он повернул ко мне лицо и слабо улыбнулся. Я прижалась к его губам, чувствуя, как под моими поцелуями они становятся всё мягче и теплее и, наконец, стали ответными и горячими…

— Бедный, запуганный, золотой мой Гарька! — еле слышно шепнула я и утонула в потоке нахлынувшей на меня нежности.

В доме — полный бедлам! Гарик переезжает к нам окончательно. Каждый вечер и в выходные он вместе со своим другом — бандитом Паприковым привозит полные машины барахла. Кругом коробки. Мебель путешествует из одной комнаты в другую. Шкафы открыты. Свободного места уже нет, а коробки всё прибывают и прибывают!

В основном Гарик везёт свои книги. Пришлось купить ещё пару стеллажей, вдобавок к нашим. Я помогала их заполнять, попутно читая корешки и обложки книг. Чего там только не было! Чёрная магия, гадания, мистика, каббала, коммерция, стоматология и почему-то огромное количество медицинских книг про психов! А впрочем, если всё это прочесть, можно действительно поехать крышей!

Как Гарик решился переехать к нам при его ненависти к коту — для меня загадка! Наши решётки на окнах его тоже бесят! Пару раз Гарик пошутил с кислым видом, что мы живём как в тюрьме, но при этом у него самого был вид узника!

А нам с мамой жить с решётками очень хорошо и спокойно! По крайней мере, никто из тех, кого в двери не пускают, не залезет к нам в окно! Это не шутка — в нашем доме столько квартир ограблено, что у нас просто не было выбора.

Однако Гарик привык жить с видом на океан, поэтому для него решётки — что-то противоестественное и насильственное! Каждый раз, когда он подходит к окну покурить, вид у него становится несчастный, а мама начинает виновато подлизываться и шутить. Гарик слабо улыбается маминым остротам, но в глазах у него — тоска.

С приездом Гарика из мебели у нас прибавился старинный письменный стол с древними секретами, не зная которых, невозможно открыть ни ящики, ни дверцы, и большой новый телевизор. Теперь, к моей радости, можно смотреть передачи и в спальне, где спят мама с Гариком, и в гостиной, где живу я.

Одежды у Гарика немного, но, к нашему удивлению, почти вся она из самого дорогого магазина в Америке. Оказывается, там работает Каракатица — эта мерзкая Циля, Гарика бывшая соседка! Вот она его и одевала, пользуясь правом работника магазина купить со скидкой. Видимо, за это, а может, и ещё за что-нибудь, каждое утро Гарик возил её на своей машине на работу и каждый вечер — домой. При этом у Цили есть муж, которого устраивает, что его жена с кем-то ездит и кого-то одевает, а Гарик за глаза презрительно морщится и называет Цилю сплетницей, вруньей и сукой.

Как бы там ни было, но к зиме Гарик оказался совершенно не готов. Его мальчиковые сиротские курточки, еле прикрывавшие тощий зад, не спасали от холода и ветра. К счастью, в нашем шкафу висела длинная мужская кожаная куртка на лебяжьем пуху, которую в прошлом году я купила себе, но, надев пару раз, убедилась, что женские вещи мне идут больше, не считая джинсов и ботинок, моего любимого вида одежды. Куртка по размеру идеально подошла Гарику, и мама была счастлива, что он не умрёт от простуды. Я не возражала. Лишь бы мама не волновалась! Но Бася, мать Гарика, увидев его в новой куртке, презрительно сморщила нос: «Фу! — фыркнула она. — Это тебе жена купила такое барахло?» Но Гарик посмотрел на неё так, что у Баси, по-моему, язык присох к глотке. Почему-то раньше её не волновало, во что одет её драгоценный сынок!

Когда мы в последний раз приехали к Гарику в квартиру подобрать остатки вещей, раздался телефонный звонок. Звонила какая-то Маня, которую Гарик оборвал на полуслове.

— Маня, — с трудом сдерживаясь, обозлился он, — я ни с кем не хочу больше знакомиться!

Видимо, Маня не унималась, потому что Гарик громко рявкнул:

— Маня! Мне наплевать, что у неё прекрасный английский! Меня не интересует, как она устроена! Я женился, Маня, вы что, ничего не знаете? Маня, не морочьте мне голову, что бы вам Циля об этом не говорила!

Как видно, Маня что-то сказала о маме, и Гарик сменил крик на зловещий шёпот:

— Маня, это не ваше дело, я сам знаю как мне поступать, а с вами я не желаю больше разговаривать! — он швырнул трубку и закурил.

— Кто эта Маня? — упавшим голосом спросила мама, которая во время разговора оцепенела над раскрытым чемоданом.

— Цилина мать! Такая же сволочь, как и дочка! Ну и семейка! — с силой выпустил дым Гарик.

— Обычные собачьи Манины номера! — откомментировала Бася, когда мы ей рассказали о случившемся. — Живёт по соседству и как будто не знает, что Гарик женился! Весь наш дом знает, а она нет! Хотя всё может быть, они ведь с Цилей годами не разговаривают! Ну и семейка! — усмехнулась она точно как Гарик.

Слава Богу, теперь мы далеко и от Цили, и от её мамы, и от бандита Паприкова. Жуткие люди! Странная дружба! Непонятные отношения! Не хочу об этом думать, а то сейчас заведусь, и тогда Гарику несдобровать, а у них с мамой сейчас просто любовная идиллия!

Мама вся в счастье, готовится к свадьбе. Гарик хочет, чтобы был большой праздник, и мама старается изо всех сил: составляет списки гостей, рассылает приглашения, что-то сочиняет, с кем-то договаривается и при всей этой занятости не ходит, а порхает, не говорит, а щебечет. Как птичка!

Вместе с Гариком в доме появилось огромное количество всяких рюмок, рюмочек, бокалов, фужеров и стаканов. Все одинаковые, с голубым рисунком и золотой каёмочкой! Мама очень удивилась, когда стала распаковывать это сияюще-звенящее сокровище. Оказывается, Гарик и его друг — бандит Паприков, на правах старожилов, вместе с еврейской общиной вызвались помогать вновь прибывшим эмигрантам устраиваться на новом месте. Какой-то сердобольный ребе с этой же благородной целью пожертвовал содержимое целого дома своего умершего родственника. Гарик и Паприков развозили пожертвованное имущество по домам нуждающихся. Правда, сначала они свезли себе в квартиру всё то, что заслуживало их внимания, а остальное, с видом благодетелей, развезли бедным эмигрантам. Вот откуда письменный стол прошлого века и прочая древность, пахнущая мертвечиной! Всю эту историю Гарик вещал нам с весёлой гордостью, вот, мол, какие они с Паприковым умные и практичные! По маминому лицу я видела, что ей не только не смешно, но неловко и противно. Она засунула злосчастные рюмки куда-то далеко в шкаф и, кто бы к нам ни приходил, никогда их не доставала и не пользовала.