Клим промолчал. Он все решил, определил, довел до сведения, и Юле осталось только выполнить его волю.

— Я не хочу! Ты меня слышишь?

Но Клим и ухом не повел. Он все сказал, и ему нечего больше добавить.

— Я Диму люблю! — крикнула она.

И снова в ответ тишина. Которая вдруг успокоила Юлю.

Действительно, Клим ей все сказал. Он будет держать Юлю взаперти, но если она сможет обойти запреты и убежать от него, искать он ее не станет. Если она сможет… А чтобы смочь, нужна воля. И желание. А ей не так уж и плохо с Климом. Тем более у нее ребенок, которого никак нельзя бросить. А Диму она может любить издалека. И чтобы сердце не рвалось из груди, нужно загрузить себя работой.

Но если Дима вдруг похитит ее и увезет куда-нибудь, сопротивляться она не станет. Но не похитит он. И не увезет. Она хоть и глупая, но не верит в такой исход…

— А с Димой ты что сделаешь? — спросила она.

— Ничего, — с постным выражением лица сказал Клим.

— Но ты же обещал.

— Он свое получил. Да и не в нем дело.

— А в ком?

— В тебе.

— Я виновата?

Клим лишь усмехнулся, с укором глянув на нее. Да, она во всем виновата. Но он готов ее простить… А что ему еще остается делать?

* * *

Братва подъехала на «пятерке», мятой, как старая купюра. Их было трое, и у всех бейсбольные биты. Дима вышел к ним на улицу, чтобы они не разбили двери.

— Пацаны, если вы насчет денег, то это не ко мне.

Охотников за удачей развелось, как бродячих собак в голодную пору, и отстреливать их некому. Приходилось откупаться. А Диме было еще проще. Буфетчица Катя уже звонит, куда нужно, — минут через десять к заправке подъедут крепкие парни от Чекана, пусть они и разбираются с залетными.

— Дело не в деньгах, — покачал головой низкорослый, коренастый паренек с широким у основания носом. — Дело в том, что ты человека одного сильно обидел.

— Какого человека?

— Дурака своего по чужим дурам гоняешь.

— Какого дурака?

— Не понимаешь? — скривился широконосый.

— Не понимаю.

— А теперь?

Дима уловил опасное движение, но блокировать удар не успел. Слишком уж быстро бейсбольная бита ткнула его в промежность. И резкая, разливающаяся по ногам боль согнула тело. И тут же он получил ногой в живот, а на спину опустилась еще одна бита. Кто-то ударил Диму по ногам, опрокинув на спину. Он больно ударился затылком о бордюр, в глазах вспыхнуло, и тут же мир погрузился в гудящую темноту.

Очнулся он от острого запаха — это Катя сунула ему под нос ватку с нашатырем. Братков уже не было. Дима ощупал затылок, от которого по голове тектоническими волнами расходилась боль. Сильно же он шибанулся. И в бубенцах пульсирует боль, как бы там не распухло. Зато лицо вроде бы целое.

— Это из-за этой твоей, — сказала Катя. — Сказали, что в следующий раз убьют.

— Убьют?

— Зря ты с ней связался… Вот у меня, например, мужа нет. — Она приподняла свои верхние полушария, пальцами приминая их.

Из груди у Димы вырвался стон. Катя сама по себе не вдохновляла ее на любовные приключения, а тут еще боль в том месте, которое у него не загорает.

— Что такое?

Катя обиженно глянула на него. Она душу ему открыла, а он глумится.

— Тебя стол в кладовке не выдержит.

И с Юлей придется завязать, подумал он. Слишком уж дорогое это удовольствие. Да и не пустит ее муж к любовнику.

* * *

Покупаешь резину в магазине — переобуваешься бесплатно. Все просто. Но кое-кто и резину хотел взять на халяву.

— За сколько отдашь? — спросил Усач, хлопнув по новенькой покрышке.

— А цену не видишь? — буркнул Рома.

Усач шестерил на Чекана и считал, что его в городе должны все бояться. Но Рома так не думал. Во-первых, он не боялся Усача, поскольку знал его и вдоль, и поперек. А во-вторых, он отстегивал Чекану свою копейку за «крышу». Так что пусть Усач не гнет перед ним пальцы.

— А как насчет скидки?

— Ну, десять процентов скину, — кивнул Рома.

— А полтинник?

— И полтинник скину. С моста. Головой вниз.

— А чего ты такой борзый? — вскинулся Усач.

— Я борзый?!

Рома помнил, как смотрел на него в свое время мужик, за которого Юля потом вышла замуж. Он тоже пытался так смотреть на неугодных ему людей, и у него получалось, но до совершенства еще далеко. И на Усача он посмотрел сейчас так же тяжело, гнетуще, с чувством непоколебимой уверенности в себе. И тот заметно присмирел.

— Деловой, да? — буркнул он.

— Деловой, — с каменным лицом сказал Рома.

— Я слышал, ты жениться прошлым летом собирался, — усмехнулся Усач.

— Не твое дело.

— Невесту твою видел. Красивая.

— И что?

— Кто ее сейчас там топчет?

Рома внутренне напрягся, но так и не решился послать Усача. Как ни крути, а за ним сила, и не стоит перегибать палку. Тем более Юля ему давно уже никто.

— Муж.

— И муж. И любовник, — ухмыльнулся Усач.

— Любовник? — встрепенулся Рома.

Он вычеркнул Юлю из своей жизни, но все-таки она продолжала волновать его воображение. Красивая, бестия! И недоступная… Раньше она казалась ему недоступной. Пока замуж не вышла. А сейчас она кто, если у нее есть любовник?..

— Пошли, пивком угостишь, расскажу, — заметив его интерес, усмехнулся Усач.

— Что расскажешь?

— А как мы этого любовника прессовали.

— Зачем?

— Проставляться будешь?

Рома кивнул. Деньги у него были, а пивная — в двух шагах от его магазина. Почему бы не дернуть кружечку холодного в компании словоохотливого болвана?..

* * *

Дима помнил те времена, когда утро для Ирины начиналось с зарядки. И диету она соблюдала, чтобы держать себя в форме. Она и сейчас просыпается рано, но вместо зарядки у нее теперь плотный завтрак. Она только декларирует свое желание похудеть, а сама набирает вес. Полнота ее не красит — мало того, что лицо обрюзгло, так еще и прыщи на заднице повыскакивали. Спишь на ней по ночам и чувствуешь под собой студень. От тошноты есть только одно средство — представишь на ее месте Юлю, и сразу легче становится. Но как подумаешь, что у Юли свой студень, под которым она трясется, и руки опускаются.

Но не может Дима уйти от Ирины. Она его замом своим назначить собирается, а это уже совсем другая зарплата. И еще это особый уровень — во всяком случае, для Подреченска. А еще она замуж за него хочет выйти. Тогда уж он точно человеком станет…