импорта в колонии почти на 40%. Бойкот был особенно эффективен в Нью-Йорке и Филадельфии. Поскольку пошлины не приносили дохода, в апреле 1770 г. британцы отменили все пошлины, кроме одной. Парламент рассматривал отмену пошлин Тауншенда как акт примирения, на который колонисты в этот момент были вполне готовы ответить взаимностью. Таким образом, отмена пошлин сломала хребет бойкоту.

Эпизод с Тауншендом был важен по нескольким причинам. Во-первых, парламент взял на себя инициативу, но явно не смог предугадать конечный результат. Он обострил и без того жаркие споры о колониальном управлении, но серьезно недооценил приверженность колонистов своим конституционным правам. Этот эпизод также продемонстрировал, как тактическое маневрирование в спорах о налогообложении оказалось неразрывно связанным с традиционной и обычной динамикой древней английской конституции. Эта динамика, безусловно, сильно отличалась от динамики писаной конституции, поскольку зависела не от толкования текста, а от исторического и эволюционного развития политических отношений. Одним словом, они зависели от противоборствующих "воль" парламента и колонистов, поскольку не существовало ни текста, который мог бы вынести решение между ними, ни органа, который мог бы интерпретировать этот текст, если бы таковой существовал. Наконец, это была гораздо более тонкая "игра", чем могла понять широкая общественность.91 Колониальные лидеры должны были перевести ее более заумные элементы в лозунги, такие как "нет налогообложению без представительства", которые могли бы побудить население к действию.

После отмены Тауншендских законов был сохранен один тариф - на ввоз чая. В мае 1773 г. британское правительство пересмотрело условия этого налога, приняв "Чайный акт". Новый налог был призван спасти Ост-Индскую компанию от банкротства, предоставив ей практическую монополию на продажу чая в колониях. Однако колонисты восприняли этот закон как ущемление своих прав, и в крупных американских портах были введены бойкоты против импорта чая. Они увенчались успехом везде, кроме Бостона, где один корабль, Dartmouth, по сложным юридическим причинам грозил создать конституционный прецедент, если он останется в гавани 17 декабря 1773 года. Так возник один из многочисленных случаев, когда народный протест был мотивирован и вдохновлен юридическими спорами о правах колоний: Бостонское чаепитие.

Колонисты ждали, сколько могли, а затем, переодевшись в костюмы индейцев, в ночь перед прецедентом поднялись на борт корабля Dartmouth и выкинули чай в гавань. Томас Хатчинсон, королевский губернатор признал, что колонисты "испробовали все возможные способы, чтобы заставить чай вернуться в Англию, и все напрасно... и за два-три часа уничтожили триста сорок сундуков". Бостонское чаепитие ознаменовало собой очередной шаг в переходе от прав англичан к осознанию иной основы отношений между подданным (который быстро становился гражданином) и государством. Колонисты еще не совсем отказались от английской идентичности, но символика индейских костюмов скрывала зарождающуюся конструкцию американской альтернативы. В данном случае колониальным лидерам требовалось, чтобы общественность отрицала создание прецедента (т.е. разгрузку и продажу чая), и этот момент является убедительным доказательством связи между конституционными притязаниями и народным протестом. Таким образом, на ранних этапах колониального сопротивления существовало два способа: народный и правовой. Для обоих из них импульс событий стал самодвижущимся, но по разным причинам.

В ответ на "чаепитие" британское правительство приняло так называемый Бостонский портовый акт, закрывавший порт для всех видов невоенной торговли. Через Бостон нельзя было проехать до тех пор, пока город не возместил Ост-Индской компании ущерб за уничтоженный чай. За этим актом последовал второй, который отменял суд присяжных в некоторых случаях, передавая дела в судебные инстанции за пределами колонии; третий, который приостанавливал большинство аспектов народного судопроизводства.

 

 

В четвертом случае предусматривалось размещение британских войск в зданиях, находящихся в частной собственности. Принимая эти меры, парламент либо недооценил глубину колониальных настроений, либо просто был безразличен к политическому риску, которому подвергался. В любом случае, главной целью было не взыскание ущерба за потерянный чай, а наказание города и, таким образом, наглядная демонстрация верховенства парламента над колониями. Парламент также принял закон, который, помимо прочего, в одностороннем порядке изменил королевскую хартию колонии. Парламент предполагал, что Массачусетс останется в одиночестве, поскольку другим колониям будет либо все равно, что происходит с Бостоном, либо они будут слишком запуганы, чтобы прийти ему на помощь. Что не должно было удивлять британское правительство, колонии вместо этого созвали 5 сентября 1774 г. Первый Континентальный конгресс.

6 сентября, на следующий день после первого заседания, делегаты приняли правило, запрещающее посещать заседания и обязывающее хранить тайну происходящего: "Чтобы во время заседаний дверь была закрыта, и чтобы члены считали себя обязанными по чести хранить в тайне ход заседаний до тех пор, пока большинство не распорядится сделать их публичными "... Учитывая, что в противном случае англичане могли бы внимательно следить за ходом обсуждений, это было, вероятно, весьма разумным решением. Но это также освободило делегатов от пристального контроля со стороны ассамблей штатов, которые направили их в Филадельфию. Через семь недель, 26 октября, Континентальный конгресс направил петицию королю:

 

Мы просим лишь о мире, свободе и безопасности... Мы не желаем ни уменьшения прерогативы, ни предоставления какого-либо нового права в нашу пользу. Вашу королевскую власть над нами и нашу связь с Великобританией мы всегда будем тщательно и ревностно стараться поддерживать и сохранять... Поэтому мы самым серьезным образом умоляем Ваше Величество... чтобы Ваша королевская власть и заступничество были использованы для нашего облегчения и чтобы на наше прошение был дан милостивый ответ".

 

Колонии одновременно заявляли о своей полной и неизменной лояльности королю и просили его выступить от их имени в споре с парламентом.

В 1775 году протест перерос в измену. В этот момент колониальная идентичность перестала ориентироваться на права англичан в их отношениях с метрополией, а все более обосновывалась принадлежностью к новому, независимому государству. Изменения были необратимыми. Однако переход от конституционных дебатов о том, как права англичан должны применяться в колониях, к новой идентичности, в которой американские права должны быть отвоеваны у британцев, произошел не в одночасье. В 1776 г. свободные землевладельцы Конкорда, штат Массачусетс, заявили: "[Конституция] в ее правильном понимании означает систему принципов, установленных для обеспечения субъектам владения и пользования их правами и привилегиями, против любых посягательств со стороны управляющей стороны". Поскольку эта декларация была принята через год после первого столкновения американского ополчения с британскими войсками, для фригольдеров должно было стать очевидным, что английская конституция не является "правильной", поскольку "правящая часть" (парламент) теперь контролирует ее смысл. Американцы теперь считали себя законными наследниками конституционной традиции, от которой отказались сами англичане.

 

В то же время, как и в предыдущие годы, они были в состоянии стать правами человека.