— Зомби, короче, — мрачно поправил ученого Шелихов.

— Не только они. Так называемые старатели говорят о каких-то «прыгунах» и «мавках», и, предположительно, это новые типы псевдоживых матричных образований. Чего от них ожидать, мы пока не в курсе, но, судя по слухам и байкам местных мародеров, с ними лучше не встречаться… хотя замеры, фотографии и образцы очень бы не помешали. Очень. Ладно… так, посмотрим, что в отчетах по этому участку…

Лазарев помолчал, водя стилусом по экрану миникомпьютера, после чего пожал плечами и задумчиво закусил губу. Причем смотрел он больше в сторону моста, чем на ПМК.

— Хм… участок охарактеризован как очень опасный, хотя аномалий немного… найдено две возле железнодорожного моста… и он, кстати, отмечен как непроходимый. Проводника потеряли, когда тот полез к воде за анобом, несмотря на приказ к реке не подходить. В воде оказалось множество матричных организмов, неожиданно подвижных и с высоким уровнем агрессивности. Группа спасалась бегством, но лаборант, бедняга, споткнулся, и его… м-м… утащили в реку. Ну, вот, собственно, и причина.

— Раньше нельзя было посмотреть? — с раздражением спросил Шелихов.

— Можно было. Я, собственно, и смотрел… — Лазарев как-то странно запнулся, отвел глаза. — Просто… м-м… мне показалось, что…

— Показалось ему. — Ткаченко искоса глянул на Андрея. — Не знал я, что группа Селезнева успела какие-то отчеты сдать. Они не вернулись, сталкер. Сгинули где-то на проспекте Мира, аккурат между «Алексеевской» и «ВДНХ». Спутник только через три месяца начал принимать сигналы с их маячков, до этого связь была вообще никакая, и от пересечения Кольцевой и Ярославки их группа не отправила ни одного радиосообщения. Хотя, может, они и отправляли, но на частотах передачи были сильнейшие помехи.

— Откуда вам все это известно? — Лазарев немного побледнел и сжал губы.

— Перед выходом я досконально изучил отчеты всех групп, чьи маршруты пролегали поблизости от нашего. Снимки, данные с беспилотных самолетов, зондов и прочие, скажем так, разведданные. Так вот, уважаемый Игорь Андреевич, я вам сейчас расскажу то, что мне известно. Профессор Василий Дмитриевич Селезнев, его проводник Лямыч, в миру Станислав Мешков, лаборант Векслер и два бойца прикрытия Игнатьев и Сапрыкин не вернулись.

— Послушайте, я совершенно не понимаю, с какой целью вы пытаетесь… — И Лазарев вдруг махнул рукой, отвернулся, его плечи опустились. — Верно. Группа Селезнева не вернулась. Мало того, здесь, у моста, погибла не часть, а остаток отряда… выжившие после нападения мутировавших собак Векслер и сталкер Лямыч сумели дойти до реки, где и случилась… трагедия.

— Откуда ты это знаешь? — жестко спросил Ткаченко. — Говори!

— Просто знаю… — тускло, как-то невыразительно ответил ученый. — И прошу вас закончить допрос. Сейчас не то время, не тот повод и не то место. Я, собственно, и не обязан давать ответы…

— Послушай меня, уважаемый. — Семен внимательно посмотрел на Лазарева. — Если я замечаю странность в Зоне, я обхожу эту самую странность десятой дорогой. Если, что хуже, мой напарник или провожатый начинает прямо на маршруте необъяснимо… чудить, то я или немедленно возвращаюсь назад и больше не имею с ним дела, или, если тот упрямствует, бросаю его в Зоне.

— Хотите сказать — убиваете, да? — спокойно спросил ученый.

— Лично — нет, — жестко ответил Шелихов, отчеканивая каждое слово. — Просто оставляю в Зоне, если придурок отказывается возвращаться.

— И почему вы так делаете, можно поинтересоваться?

— Можно. И, к сведению, так делал не только я, а любой сколько-нибудь стоящий сталкер. Потому что чудеса в Зоне всегда не к добру. А чудеса с напарниками тем более.

— Хорошо. Ладно. Черт с вами, — с хорошо скрываемым раздражением сказал ученый. — Врать я вам не буду, особо секретничать — тоже. Да и какая, к чертовой матери, теперь разница…

Лазарев вздохнул, снял очки и начал усердно тереть линзы носовым платком.

— Я, скажем так, обладаю определенными способностями.

— О боги… — Ткаченко отмахнулся. — Так и знал, что какой-нибудь бред скажет… экстрасенс, блин.

— В парапсихологии — не той, которую вы знаете по псевдонаучно-популярной дезинформации, а в реальной области науки, — они носят название ретровидения и интровидения. — Лазарев проигнорировал замечание Андрея. — Говоря простым языком, я умею видеть события прошлого и чувствовать скрытое — например, находить пустоты в земле, стенах или, например, прочитать текст в запечатанном конверте. Мои способности пока еще слабы и не подчиняются мне в полной мере, но они есть.

— Слушай, может, хватит сказки рассказывать? — Ткаченко с неприязнью глянул на ученого. — Нам бы правду узнать.

— Правду? Ну, хорошо…

И Лазарев закрыл глаза. Молчал он довольно долго, иногда беззвучно шевеля губами, после чего медленно, тихо заговорил:

— Правда заключается в том, что ты, капитан, пошел в Зону не за деньгами. У тебя очень больна жена… ее искалечила Зона, большей частью по твоей вине. Она не догадывается о болезни, так как ты скрыл от нее результаты обследования в специализированной клинике Чернобыля-7. Болезнь, к сожалению, абсолютно неизлечима существующими на данное время средствами, даже не изучена как следует, хотя один знахарь Зоны дал тебе несколько… хороших советов. И ты с тех пор, как ушел со службы, ищешь лекарство, аноб, способный не вылечить, но навсегда остановить развитие болезни. И так как в той Зоне такого объекта давно не находили, а в ЦАЯ на позапрошлой неделе привезли целых семь, ты решил во что бы то ни стало отправиться в Москву. Не один, а в составе отряда, укомплектованного институтскими детекторами и бывалыми сталкерами-проводниками. Участок исследования тоже выбран вами подходящий — в районе ВДНХ зафиксировано с воздуха несколько обширных аномальных очагов шестого типа.

Ткаченко постепенно бледнел по мере того, как Лазарев ровным, немного сонным голосом говорил ему ту самую «правду».

— Хватит, — выдохнул он. — Достаточно…

— Почему же вы не спросите, откуда я все это знаю?

— Пытаюсь понять, откуда, в самом-то деле, — пробормотал военный, мрачнея на глазах. — Ленка… хм, она до сих пор не знает. Врачи сказали, что с такой степенью поражения люди живут довольно долго… от двух до трех с половиной лет. Кто же знал, что на нейтралке, чистой земле, может прятаться такая дрянь…

— «Душегубка»? — спросил Шелихов.

— Да, она, сволочь…

— И как случилось?

— По дурости моей… для семейных офицеров в научном городке квартиры давали. На время, конечно, пока служишь. Ну, вроде за Периметром, профессура обещала, что Зона границу свою держит и на расстоянии вредить не станет… я, короче, и переехал с женой. Дочуры у тещи остались, Москва, школа, а у меня двухгодичный контракт. Ленка со мной сама вызвалась, девки наши не возражали, они у нас вообще самостоятельные, денег мы домой отсылали неслабо — жена моя в столовую поварихой устроилась, а вы в курсе, какие в Чернобыле-7 зарплаты. Жить бы нам, не тужить, но Ленка моя, даром что уже за тридцатник, баба экстремальная и любопытная. Уболтала она меня, чтоб в следующий патруль по нейтралке я ее с собой взял, очень, говорит, хочу Зону глянуть, какая она из себя. Думаю, ладно, хрен с ней… не положено это, конечно, могли бы не только погоны снять, а еще и срок за такие номера впаять, однако на пропускнике все свои, а я над ними вообще командир. Солдаты меня уважали, докладывать никто бы не стал, хотя и могли… впрочем, лучше бы они отрапортовали о нарушении, и меня со службы вышибли с оркестром. Честное слово, знал бы, что все так обернется…