Тигром – образ, который отражает ее взбалмошность и беспорядочное течение, ее свойственные отряду кошачьих приступы ярости и вялости; а Буранун дошел до нас под именем Евфрат[30].

Не только реки поражали меня своими размером, величием, скоростью течения, чередовавшего ленивую плавность и галоп, – еще больше ошарашивало меня человеческое вмешательство: вместо того чтобы терпеть их характер, жители подчиняли их себе. После животных они одомашнили водные потоки. От речных берегов отходили тысячи каналов – они снабжали бескрайние равнины и создавали плодородную местность: поля зерновых культур, пальмовые и фиговые рощи, гранатовые и финиковые сады, орошаемые пастбища для овец, коз, коров и быков.

С изумлением новичка я обозревал перекроенную рукой человека панораму: этот пейзаж уже был творением не только Богов и Духов, но и местных жителей. Благодаря им плодородие коренным образом видоизменяло невозделанные земли. Повсюду возникали прямые линии: плуг проводил борозды, и стройными, будто войсковыми рядами высились плодовые деревья, появлялись оросительные каналы, луга охранялись ограждениями, участки разграничивались плетнями. Такая квадратная разметка показалась мне дерзкой и достойной восхищения. Как, чертеж берет верх над случайностью? Мастерский прием – над природой? Двуногие завладевали тем, что принадлежало Богам, Духам, Нимфам и Душам, и высекали на нем свою метку…

Страна Кротких вод не только оправдывала свое имя, она также славилась мыслительными способностями своих обитателей – настолько их мозг возобладал над челюстями и когтями. Осваивая обширные пространства, человек не проявлял жестокости, он лишь ловко управлял неторопливостью всякого рода – ростом растений в ритме времен года, течением вод в каналах, кропотливым трудом крестьян и невозмутимостью стад. При этом тут и там он возводил новые, немыслимые в прошлом объекты: города.

Продвигаясь вглубь страны, мы обнаруживали города, построенные возле берегов рек и крупных каналов, по которым барки перевозили ячмень, рыбу, молоко, овощи, фрукты, кирпич, шерсть, кожи, камни и металлы. Построенные по единому образцу укрепления со рвом окружали скопления домов, и проникнуть туда можно было только через двое охраняемых ворот. За стенами, вдоль улочек, поднимавшихся к официальным зданиям, главному храму и дворцу, которые отличались крупными размерами, колоннами, скульптурой и грубой окраской стен, теснились скромные домишки.

Каждый город пристраивался под покровительство какого-нибудь Бога или Богини[31]. Хотя различные Божества имели второстепенные храмы вдоль проезжих дорог, только один главенствовал и объединял население.

– А что, городов столько же, сколько Богов? – спрашивал я у Волшебника.

– Городов больше, чем Богов.

– Некоторым приходится делить между собой одного Бога?

– Лучше сказать, что некоторые могущественные Боги покровительствуют многим городам: Энлиль, царь Богов; его брат Энки, владыка подземных вод; и наша дорогая Инанна, Богиня любви и войны.

Я с любопытством разглядывал городские стены. В прежнем мире от природных опасностей, в первую очередь от диких зверей, медведей, волков, всех этих хищников, пожирателей людей, нас защищали дома. Кроме того, они не подпускали вредителей, уничтожавших наши продукты: крыс, грызунов, муравьев. И наконец отделяли нас от зловредных змей, пауков и скорпионов. Так что я плохо понял назначение этих неприступных заграждений.

– Они отмечают территорию главного Бога, – объяснил мне Гавейн, – ограничивают сакральное пространство. В конце весны они оберегают нас от половодья. А главное – позволяют защищаться тем, кто живет в городе.

– От кого?

– От нападений других городов.

– Как же так? Вы говорите на двух общих языках, поклоняетесь одним и тем же Богам и при этом сражаетесь между собой?

– Откуда ты такой взялся, Нарам-Син? Всякий царь – и его народ вслед за ним – хочет сделаться еще богаче, еще великолепнее. Некоторые города поддерживают между собой прекрасные отношения, потому что их царские фамилии связаны брачными узами; другие скрепили общие интересы договорами. Однако это согласие не может длиться вечно.

– Мир на пользу всем.

Он с возмущением взглянул на меня:

– Вовсе нет! Как бы мы строили города, дворцы, храмы? Как рыли бы каналы?

Орошение давало изобилие и возможность делать запасы. Часть населения больше не занималась полями и скотом; освободившись от необходимости заниматься земледелием, некоторые стали ремесленниками, торговцами, жрецами, счетоводами, писцами или военными. Деревня создала город. Но городу требовались тысячи людей, чтобы строить его, и сотни других, чтобы их кормить. Крупные работы нуждались в руках. Единственным решением оставалась война; без нее не было бы невольников. А потому каждый город регулярно устраивал набеги и захваты, то за пределами Страны Кротких вод, то внутри, на собственных соседей. Захваченное население брали в рабство, а пленные становились строителями. По сути, каждый город ходил на войну как на рынок: обеспечивал себя всем необходимым с оружием в руках[32].

Строить и порабощать, одно было невозможно без другого. Никто не возмущался этим режимом и не выступал против него. Жить свободным, затем попасть в рабство – это случалось, как везение и невезение, несчастный случай, не более того.

– Я и сам был рабом! – воскликнул Волшебник. – Мой отец погряз в долгах. Поясню: он был игроком и пьяницей! Наливаясь пивом с утра до вечера в притонах Киша, он сражался в бабки. В него вселился какой-то Демон и завладел его сознанием: отец проигрывал все партии подряд, но ставил снова и снова. Постепенно он потерял все: имущество, дом, – но по-прежнему продолжал играть. Как-то вечером, когда его последний заимодавец, человек из Унуга[33] по имени Кушим, пригрозил отцу, тот, не имея возможности вернуть долг, на два года отдал своему кредитору жену и сыновей. У Кушима мы с матерью и братом прислуживали отвратительному толстяку, который был столь же удачлив в азартных играх, сколь отвратителен внешне.

– Ужасно!

– По контракту нам следовало отработать два года. Что мы и сделали без всякой оплаты. На самом деле для меня, которому тогда стукнуло четырнадцать, это было подарком: Кушим, счетовод во дворце Унуга, научил меня письму[34].

– Странно. Он тратил время на раба?

– Я был хорошеньким. Думаю, я ему очень нравился. На самом деле чересчур сильно нравился.

Волшебника передернуло, он покраснел, пригладил иссиня-черную бороду – и сменил тему разговора:

– Ты не рождаешься рабом, ты им становишься. Это зависит от неудачного стечения обстоятельств. Будучи рабом, ты можешь избавиться от рабства.

– Как это?

– Так же, как твой господин может продать тебя кому угодно, ты можешь купить себя у своего господина. Даже будучи рабом, ты имеешь право торговать и зарабатывать деньги.

– Во всех городах?

– В Кише это гарантировала царица Кубаба. А вот в Бавеле…

Гавейн инстинктивно втянул голову в плечи, тревожно огляделся и понизил голос:

– Нимрод не обременяет себя сомнениями. Захватив мужчин, женщин и детей, он