Повернувшись туда, где я в последний раз имел удовольствие лицезреть Уотта, я увидел, что его нет ни там, ни в прочих местах — а таких было много, — видных моему глазу. Но когда я позвал: Уотт! Уотт! он появился из-за дерева, неловко застегивая штаны, которые носил задом наперед, и спиной вперед направился, ведомый моими криками, медленно, болезненно, часто падая, но столь же часто вставая, не издавая ни звука, туда, где стоял я, пока, наконец, после столь долгой разлуки, я снова не дотронулся до него рукой. Тогда я просунул руку в дыру, перетащил его через дыру на свою сторону и тряпицей, лежавшей у меня в кармане, вытер ему лицо и руки, затем, достав из кармана лежавшую у меня в кармане маленькую баночку с мазью, намазал ему лицо и руки, затем, достав из кармана маленькую карманную расческу, взбил его росшие пучками волосы и бакенбарды, затем, достав из кармана маленькую одежную щетку, почистил его куртку и брюки. Затем я повернул его лицом к себе. Затем я поместил его руки на свои плечи, его левую руку на свое правое плечо, его правую руку на свое левое плечо. Затем я поместил свои руки на его плечи, на его левое плечо свою правую руку, на его правое плечо свою левую руку. Затем я сделал своей левой ногой один шаг вперед, а он сделал своей правой ногой один шаг назад (вряд ли он мог сделать иначе). Затем я сделал своей правой ногой два шага вперед, а он, естественно, своей левой ногой два шага назад. Так вот мы и шагали вместе между изгородей, я — вперед лицом, он — спиной, пока не добрались до места, где изгороди снова расходились. Тогда, повернувшись, повернувшись сам, повернув его, мы вернулись тем же путем, каким пришли, я — вперед лицом, он, естественно, — спиной, держа, как и прежде, руки на плечах. Возвращаясь тем же путем, каким пришли, мы миновали дыры и прошагали дальше, пока не добрались до места, где изгороди снова расходились. Тогда, повернувшись как один, мы вернулись тем же путем, каким возвращались, я — смотря туда, куда мы идем, он — смотря туда, откуда мы идем. И так, взад-вперед, взад-вперед, мы шагали между изгородей, снова вместе после столь долгой разлуки, а на нас ярко светило солнце, а вокруг нас яростно задувал ветер.

Снова быть вместе после столь долгой разлуки тем, кто любит ветер при солнце, солнце при ветре, на солнце, на ветре, это, возможно, нечто, возможно, нечто.

Между изгородями, до того как они расходились, нам, передвигавшимся подобным образом, едва хватало места.

В саду Уотта, в моем саду нам было бы свободнее. Но мне так и не пришло в голову вернуться в свой сад с Уоттом или пойти с ним в его. Но Уотту так и не пришло в голову вернуться в свой сад со мной или пойти со мной в мой. Поскольку мой сад был моим садом, а сад Уотта был садом Уотта, у нас не было больше общего сада. Поэтому мы прогуливались взад — вперед вышеописанным образом по ничейной территории.

Стало быть, мы снова начали после столь долгой разлуки прогуливаться вместе и время от времени разговаривать.

Как Уотт ходил, так он теперь и говорил — задом наперед.

Вот образчик манеры Уотта изъясняться на этом этапе:

Дня часть большую, ночи часть, Ноттом с теперь. Пор сих до увидено мало же как, о, услышано мало же как, о. Ночи до утра с. Слышал я же что, видел я же что так? Нечто тихое темное. Сдают тоже теперь слух и, зрение и. Тишине в, мгле во двигался я поэтому.

На основании этого, возможно, следует предположить: что перестановка затрагивала порядок не предложений, а только лишь слов; что перестановка была несовершенна; что эллипсис был част; что на первом месте стояла благозвучность;

что спонтанность, возможно, не совсем отсутствовала;

что это, возможно, было большим, нежели обращением речи;

что мысль, возможно, подвергалась переворачиванию.

Каждый рано или поздно начинает завидовать мухе, у которой впереди долгие радости лета.

Бормотание было таким же быстрым и таким же приглушенным, как прежде.

Эти звуки, хоть мы и шли лицом к лицу, были по первости лишены для меня всякого значения.

Да и Уотт меня не понимал. Прощения прошу, говорил он, прощения, прощения прошу. Думаю, из-за этого я упустил много чего, подозреваю, интересного, касавшегося, полагаю, первой, или начальной, стадии второго, или завершающего, этапа пребывания Уотта в доме мистера Нотта.

Поскольку чувство времени было у Уотта в своем роде сильно, а его нелюбовь к словоблудию была чрезвычайно сильна.

Зачастую мои руки покидали его плечи, чтобы сделать заметку в маленькой записной книжке. Но его никогда не покидали моих, разве только я сам снимал их.

Однако вскоре я привык к этим звукам и понимал их так же хорошо, как прежде, то есть большую часть того, что слышал.

Все шло хорошо до тех пор, пока Уотт не начал менять порядок не слов в предложении, а букв в слове.

Это нововведение Уотт проделал с обычной своей осторожностью и чувством того, что приемлемо для слуха и эстетического суждения. Впрочем, такого, как я, заботившегося превыше всего о знании, эта перемена привела в немалое замешательство.

Вот образчик манеры Уотта изъясняться на этом этапе:

Ан залг — еонделб онтяп, наймет ассам. An хуле — еохит еинетхып, еохит еинетхып.

Ан пущо — яалежят анивокутш, яалежят анивокутш. Ан хюн — йылхтаз кошуд, йыл — хтаз когиуд. Ан суке — йикдалс кожорип, йик — далс кожорип.

Эти звуки, хоть мы и шли грудь к груди, по первости казались мне почти совсем бессмысленными.

Да и Уотт меня не понимал. Ушорп яине — щорп, говорил он, ушорп яинещорп, яине — щорп.

Думаю, из-за этого я упустил много чего, полагаю, интересного, касавшегося, подозреваю, второй стадии второго, или завершающего, этапа пребывания Уотта в доме мистера Нотта.

Однако вскоре я привык к этим звукам и понимал их так же хорошо, как прежде.

Все шло хорошо до тех пор, пока Уотт не начал менять порядок не букв в слове, а предложений в периоде.

Вот образчик манеры Уотта изъясняться на этом этапе:

Пустоты. Источнику. Наставнику. В храм. Ему я преподнес. Это опустевшее сердце. Эти опустевшие руки. Этот разум безразличный. Это тело бездомное. Дабы возлюбить его, поносил себя. Дабы его обрести, себя отверг. Себя забыл, дабы постичь его. Оставил себя, дабы его отыскать.

Эти звуки, хоть мы и были близки, по первости были мне не совсем ясны.

Да и Уотт меня не понимал. Прошу прощения, прощения, говорил он, прошу прощения.

Полагаю, из-за этого я упустил много чего, думаю, интересного, касавшегося, подозреваю, третьей стадии второго, или завершающего, этапа пребывания Уотта в доме мистера Нотта.

Однако вскоре я привык к этим звукам и понимал их так же хорошо, как прежде.

Все шло хорошо до тех пор, пока Уотт не начал менять порядок не предложений в периоде, а слов в предложении и букв в слове.