Замятин кивнул.

— Давайте про Орден.

Мирослав начал рассказывать про свое посвящение. Лис слушала, как завороженная, майор поигрывал желваками.

— Значит, право на убийство вы в этом Ордене все-таки получили? — уточнил Замятин, услышав пересказ телемитской декларации прав человека — «Человек имеет право убивать тех, кто воспрепятствует этим правам…».

— Да, но выводы о причастности членов Ордена к этим убийствам делать пока рано. Каждая сатанинская организация признает убийство нормой. Пока еще я слишком мало выяснил о том, что там происходит. Однако их одержимость идеями Кроули наводит мысль, что след правильный. Еще у них есть школа, про которую я вам уже говорил, «Воля-418», там готовят неофитов для этого Ордена, изучают труды Кроули вдоль и поперек. Я думаю, там тоже следует осмотреться. Но если я, уже посвященный, заявлюсь на занятия, это будет выглядеть несколько странно.

— Мирослав, я передам вам список клиентов Заславского. Постарайтесь, пожалуйста, выяснить, не состоит ли кто-нибудь из этих людей в Ордене. А мне, наверное, придется прощупать школу.

— Да куда вам, Иван Андреевич, в школу магии? — рассмеялся Мирослав. — Вы только посмотрите на себя.

— А чего? — майор приосанился и провел рукой по ежику золотистых волос.

Погодин потешался, потягивая вино. Он так и видел, как в школу магии вламывается здоровый детина, косая сажень в плечах, коротко стриженный, с белесыми, еле различимыми бровями и прямым, ясным взором светло-голубых глаз: «Здравствуйте, я пришел у вас магии учиться!». Смех да и только.

— Ты похожа на мышка, — выдала Лис.

Она сидела справа от Замятина, упираясь подбородком в ладонь, и неотрывно смотрела на него с улыбкой.

— Чего? — напрягся майор.

— На болшой русский мышка, — пояснила она.

На щеках майора проступили красные пятна. «Болшой мышка — это что же получается, крыса что ли?» — туго соображал он.

— Да не напрягайтесь вы так, Иван Андреевич, — вмешался проницательный Погодин. — Наша заграничная гостья пытается сообщить вам, что вы ассоциируетесь у нее с русским медведем, с мишкой то бишь. Только и всего.

— Yes, yes! Болшой мышка.

— Ну, это другое дело.

— Я могу прошупат школа, — выступила с инициативой Лис.

По тому, как она это сказала, как заерзала на стуле, с какой надеждой уставилась на Замятина, было ясно: Лис просто мечтает по-настоящему приобщиться к расследованию. Майор вздохнул. Можно ли сейчас сказать ей категоричное «нет»? Еще расплачется. Лис была совсем еще молоденькой, 24-летней девушкой, впечатлительной, открытой, эмоциональной. И, конечно, она была идеалисткой, которая романтизировала свою профессию, окружающих ее людей и мир.

— Посмотрим, — обтекаемо ответил майор.

Лис поникла, от нахлынувшего оживления не осталось и следа. Нервно покусывая губу, она махнула официанту и заказала 300 граммов водки в графинчике. Майор от такой прыти только глаза подкатил. Через сорок минут посиделок норвежка выдала:

— You should give Crimea back!

Замятин тяжело вздохнул.

— Гитлер капут, — устало ответил он, а про себя подумал: «Ну, началось!».

Крымским вопросом норвежская оперативница за месяц уже всему отделу мозг вынесла. Позиция у нее была непримиримая: Россия — захватчица и оккупант. Майор этот бред выносить не мог. Ему так много всего хотелось на это ответить, но от негодования перехватывало дух и не находилось терпения вести конструктивный диалог в размеренном тоне. Да Замятин и не был мастером долгих дебатов. Тем более что его аргументы, какими бы убедительными и адекватными они ни были, Лис воспринимать отказывалась. Она в неистовстве тыкала майору под нос свой IPhone, на дисплее которого высвечивались англоязычные заметки и кричала: «Do you see?».

Однажды она заявилась на работу и предъявила Замятину: «Русский людя подбить самолет! Я читать Нью-Йорк Таймс!». У майора от этого заявления даже челюсти свело. Был бы перед ним мужчина, Замятин, наверное, сходу вкатил бы ему в бубен, на том бы и покончили. Однако перед ним стояла девушка, и он лишь в сердцах выдал: «Дура!».

Неугомонная Лис то и дело поднимала тему Крыма, постоянно отслеживая мировые новости. Особенно авторитетной для нее была позиция Ангелы Меркель. Отец Лис, немец по национальности, в молодости переехал в Норвегию и встретил там свою будущую жену. Лис частенько навещала бабушку и дедушку в Германии и гордилась своей немецкой рациональностью.

В какой-то момент майор вообще перестал реагировать на ее заявления о Крыме, решив ограничиваться фразой: «Гитлер капут», которая, несмотря на краткость, отлично раскрывала тему захвата земель и оккупации. «Чья бы корова мычала», — иногда добавлял он, но с Гитлером получалось, конечно, доходчивей. От упоминаний этого деятеля Лис расстраивалась и обижалась, в Германии его имя вообще под запретом.

— Вазращат Краймиа! — стукнула кулаком по столу норвежская подданная.

— Послушай ты, жертва пропаганды, если ты не угомонишься, то мы тебя вернем обратно! В Норвегию! — рявкнул Замятин.

Лис насупилась и замолчала.

— И не исключено, что грузом 200, — насмешливо проговорил Погодин, глядя, как Замятин сжимает лежащую на столе руку в огромный кулачище. А потом спросил: — Для чего вы приехали в Россию, Лис, если вас так раздражает эта страна?

— Я люблю русский людя, — грустно сказала она и многозначительно посмотрела на майора.

Замятин, понятно, взгляд ее не разгадал и, скорей всего, даже не заметил. А вот Погодин поднес к губам бокал, чтобы скрыть улыбку.

— Дорогая Василиса, — сказал он. — Если вам хочется найти благодарных слушателей, разделяющих вашу позицию, советую присоединиться вон к той компании.

Он указал на столик, за которым, судя по всем признакам, собралась «новая русская интеллигенция» — три парня и одна девушка, по виду, ровесники Погодина. Они вальяжно сидели, что-то обсуждая с невеселыми лицами. На пиджаке одного из них Мирослав углядел белую ленточку, а на футболке девушки прочел надпись: «Защитим права секс-меньшинств». Лицо еще одного члена этой компании выражало некоторую брезгливость, будто он был над окружающей его толпой. Лис метнула в Замятина недобрый взгляд и нетвердой походкой направилась к указанному столику. Замятин сидел злой.

— Чего вы так кипятитесь, Иван Андреевич? Ну хочет наша заморская Василиса поумничать, так пускай, — попытался разрядить атмосферу Мирослав, оставшись с Замятиным наедине.

— Да потому что!.. Потому что… — эмоций у майора было много, а вот слов — нет. — Вы что, Мирослав Дмитриевич, никогда не дрались?

— Доводилось, — скромно признался Погодин, припомнив свой синий пояс по айкидо и чемпионский уголок в доме отца, заставленный кубками.

— Ну тогда вы должны понимать, что раз сцепились рогами, то стоять нужно до конца. Кто первый заднюю даст, тому потом всю жизнь будут говорить, куда ему идти и что делать.