Он пожал плечами.

– Анна Спиридоновна рассказывала, что Христина иногда приходит помогать вам по хозяйству, несмотря на все протесты, – продолжала Мила.

– О да! Без преувеличения можно сказать, что она наша добрая фея! Особенно когда Оля была жива, она столько для нас делала, причем так незаметно и деликатно, что я начал сознавать масштабы ее помощи только сейчас.

– Я о другом хотела сказать, – перебила Мила. – она ассоциируется у тебя с домашней работой, а тут этот говор ее… Наверное, ты воспринимаешь Христину недалекой и простой девчонкой, между тем она очень умный человек с незаурядными взглядами и смелыми суждениями. Мне с ней невероятно интересно болтать, я даже боюсь, что сама кажусь ей примитивной.

Руслан сказал, что прекрасно знает, какая на самом деле юная подруга матери, и предложил посидеть в расположенной тут же кофейне.

Помещение кафе было оформлено в чуть навязчивом неформальном стиле. Темный интерьер казался еще темнее благодаря тусклому освещению, меню было написано мелом на грифельной доске нарочито неровными буквами, и возле стойки располагалась обязательная плетеная штука загадочного назначения.

Вероятно, предполагалось, что все это, плюс винтажные абажуры, создает творческую атмосферу.

Руслан взял две чашки бессовестно дорогого кофе и отнес к столику в самом углу. Сняв свой плащ, Мила осталась в блеклой толстовке, которую Руслан видел у нее лет пять, не меньше. Бедная женщина всю жизнь провела в хирургическом костюме, и, долго будучи одинокой матерью без особых средств, так и не приобрела вкуса и страсти красиво одеваться.

– Пожалуй, я таких людей больше не встречала, – продолжала Мила. – ты подумай, когда мы с Колдуновым написали свою левую научно-популярную книжонку по истории отечественной хирургии, то даже не собирались ее издавать сначала. Просто коротали время на дежурствах, а потом оно незаметно вылилось в приличный текст. Но поскольку это не строго специальная литература, то издать официально шансов практически не было. Да мы и не хотели проходить через тысячу ученых советов, миллион дубоголовых рецензентов… Ты же знаешь, как у нас. Стоит одному что-то придумать, как налетает воронье и давай клевать. Мол, все это, конечно, хорошо, но поля надо три сантиметра сделать. И где ваша контрольная группа? И почему не посчитана средняя температура по больнице? Ну и все такое. Мы с Колдуном решили: ну на фиг, чтобы издать, придется в сто раз больше сил потратить, чем на собственно написание. Выложим в «ВКонтакте», да и все.

– Ага, и дальше?

– А дальше за дело взялась Христина. Мы моргнуть не успели, как она нашла нам в группе редактора, который из любви к искусству поправил текст, потом связалась с нашим кумиром, ну и закрутились колеса. К Новому году должна выйти наша брошюрка, и нам уже намекают, что пора за следующий бестселлер садиться.

– Ничего себе! Ты не говорила.

– Из суеверия, мой друг. Но суть в том, что без Христины ничего бы не было. Она может связаться с тем, с кем в принципе невозможно, боюсь, для нее даже вызвать духов не проблема.

– Не знал, что она такая оборотистая.

– Еще какая. Но есть, к сожалению, у нас с ней одна общая черта. Мы не умеем извлекать доход из своих талантов.

Руслан сочувственно кивнул и пригубил кофе. Что ж, следовало признать, что он стоил своих денег. Тонкий вкус изысканной горечи долго оставался во рту. К нему явно требовалась сигарета или на худой конец порция виски… Что же за несчастное создание человек, вдруг ухмыльнулся он, никогда не может наслаждаться тем, что есть, отравляя момент мыслями о других возможных удовольствиях.

– Мила, – вдруг сказал он, – а ты знаешь, что мне не продлевают контракт?

И с чувством, будто прыгает в ледяную воду, рассказал ей все.

Подруга долго сидела молча, задумчиво барабаня пальцами по столику.

– Да, дела… – сказала она наконец – а сам ты чего хочешь от меня, Руслан? Чтобы я тебя утешала или сказала, что думаю?

– Скажи, что думаешь, а потом утешь.

– Логично. Ты только не обижайся, но я на стороне Инги.

– Что? Ты считаешь, мстить таким образом – это норма жизни для женщины?

– Естественно, нет. Просто… Черт, мне нелегко это говорить, но, думаю, в конце концов это пойдет тебе на пользу. Не сейчас, конечно, сейчас мы, скорее всего, поругаемся насмерть… Если хочешь, я промолчу.

– Да нет уж, говори.

– Видишь ли, это большая трагедия для человека, когда он не на своем месте. Когда талантливый человек прозябает на какой-нибудь жалкой работе, ему тяжело, но если не тянет, тяжело втройне.

– А я не тяну, по-твоему? – спросил он резко.

– По-моему, да. Постарайся только без обид, Руслан. Ты хороший и грамотный врач, рукастый хирург, но этого недостаточно для уровня завкафедрой. Пусть это прозвучит нескромно, но у тебя всегда была подпорка в моем лице, я была и нянькой, и наставницей. Да, ты честно трудился, ходил со мной на дежурства, читал литературу, но я тебя вела за ручку, пока не привела к креслу заведующего.

– Да, так оно и было, тут не поспоришь.

– С одной стороны, должность досталась тебе слишком легко, чтобы ты ценил ее по достоинству, а с другой – ты не имел возможности закалиться в борьбе.

– Тебя послушать, так я прямо безвольный маменькин сынок…

– Что ты, конечно нет! Ты прекрасный доктор, но вялый руководитель и, уж прости, не блестящий ученый. А хуже всего, что ты молодой!

Руслан пожал плечами. Слушать такое от Милы было очень тяжело. Он привык доверять ее мнению, следовательно, раз она говорит, что он дурак, значит, так оно и есть. Впрочем, Руслан подозревал это и раньше. Он ощущал себя свободно и уверенно в операционной и был спокоен за свои управленческие решения, но каких-то научных озарений у него не бывало. Читая чужие работы, он легко схватывал мысль, думал, это же очевидно, как я сам не догадался, но никогда «сам не догадывался». Утешался тем, что мало опыта, мало материала, и не мог признать, что на самом деле мало мозгов!

– Хорошо, я дебил, согласен. А молодость моя при чем тут?

– Ну как же… Сейчас тебе продлят контракт на пять лет, потом еще на пять, потом еще… Ты слишком честный и порядочный, чтобы толкать тебя вверх по карьерной лестнице, так что будешь руководить кафедрой еще лет двадцать. Может быть, у тебя появятся самородки, которых ты станешь пестовать, и кафедра засияет в новом блеске, а может, у тебя с годами испортится характер, и ты начнешь гнобить молодые дарования, кто знает… И будет такое серенькое болотце с фантастически прекрасно оформленной документацией.

– Знаешь, Мила, порядок в бумагах – это еще не показатель посредственности!

– Не в этом суть. Тебе нравится оперировать, так иди и оперируй. Вон на Яна Александровича посмотри, сколько раз ему обрубали карьеру, а она у него снова отрастала, как у ящерицы хвост, потому что он всегда делал, что хотел. И у тебя образуется. Может быть, пойдешь начмедом куда-нибудь, может, уедешь в другой город… Раньше у тебя были обязательства, но теперь, как ни цинично это звучит, ты свободен и можешь выбирать, что тебе нравится по-настоящему, а не то, что должно.