«Озабоченный дурак, признай наконец, что Христине ты не нужен! Как был не нужен той девочке из параллельного класса и многим другим красавицам, – прикрикнул на себя Макс. – она сильная и самостоятельная женщина, даром что ходит на терапию, и заслуживает гораздо большего, чем разведенный идиот с мозгами набекрень. Большинство специалистов против того, чтобы человек вступал в новые отношения, пока проходит курс лечения. Спорное в принципе утверждение, но вот интрижка с нестабильным психиатром, который разговаривает сам с собой, точно не поможет ей обрести гармонию духа».

Он встал, хотел походить по комнате, но вспомнил, что уже ночь, и лег на постель.

Христина заслуживает счастья, а он со своей любовью только измучает ее. Он не сможет быть ей опорой, наоборот, станет искать в девушке поддержку и утешение – все то, в чем она так нуждается сама.

О нет! Самое лучшее, что он может сделать для Христины, – это оставить ее в покое.

Нужно как можно скорее возвращаться к жене. Вольные хлеба едва не довели до греха, и страшно подумать, что будет дальше, если он срочно не ляжет с Алиной в постель.

Макс потянулся к телефону и стал переписывать имя жены на «Солнышко», щедро добавляя сердечек. И вдруг почувствовал, что лицо сводит гримаса отвращения. Надо же, совершенно невинное дело оказалось физически противным, до тошноты.

Рабочее время подходило к концу, и Руслан собрался уходить, когда привезли сбитого пешехода. Состояние пострадавшего оказалось крайне тяжелым, множественные повреждения практически всех областей тела, и шансов на то, что тот выживет, оставалось мало. Но все службы сработали четко и быстро, больного сразу доставили в операционную, где им занялись сразу две бригады хирургов. Руслан с Колдуновым работали на животе, а нейрохирурги делали трепанацию черепа.

Когда начинаешь работать в медицине, при виде тяжелых больных пугаешься от мысли, что подобное может в любой момент произойти и с тобой, но со временем мозг ставит защитные барьеры, и учишься подходить к пациенту как к логической задаче, вынося все эмоции за скобки и оставляя сочувствие на потом, когда дело будет сделано.

Руслан давным-давно построил в своей душе все необходимые барьеры, но сегодняшний случай вызвал в нем почему-то темное ощущение тоски, какое-то томительное предчувствие. Это было тем более противно, что он никак не мог понять природу своей тревоги.

Они с Колдуновым успешно остановили кровотечение, нейрохирурги тоже справились, так что пациент будет жить, если не откроется каких-то новых обстоятельств.

Странно, что со мной такое, думал он, механически накладывая швы.

– Слушай, так, может, и руку сохраним ему? – спросил Колдунов анестезиолога. – вроде гемодинамика нормальная, можно рискнуть на реконструкцию.

– Можно, но кто делать-то будет?

– Возьми у меня в халате телефон, набери Ингу Валерьевну и трубку мне к уху приложи. А там я уж ее уговорю.

Впрочем, долго уговаривать не пришлось, через несколько минут Инга появилась уже переодетая и с ассистентом.

Закончив свою часть работы, Руслан остался ждать ректора, сам не зная, зачем.

Операции при сложных повреждениях кисти долгие и кропотливые, Инга устанет, так он хоть даст ей стакан чаю и отведет к машине.

Руслан вышел в коридор. Полина сегодня работает, самое время спуститься к ней и сказать, что собирался, но, с другой стороны, она же просила его не приходить в приемник.

Вот он и не будет, отложит предложение еще на один день. В самом деле, у нее там запарка, по правую руку очередной вонючий бомж, по левую – бабуся с подозрением на инфаркт, а в ногах коленопреклоненный он, мол, дорогая, выходи за меня замуж!

Ситуация в целом не слишком располагает к любовным восторгам, так что есть законное основание перенести все на завтра.

Прошло несколько часов, прежде чем Инга освободилась.

Руслан шагнул к ней, но она резко сказала, что слишком устала и не будет ни с кем разговаривать.

– Инга, я только хотел…

– Руслан Романович, меня давно не интересуют ваши желания!

Он пытался заступить ей дорогу, но она обошла бывшего любовника, словно неодушевленный предмет, и направилась к себе.

Что ж, он ждал ее, болел за благополучный исход операции, чего же боле, как говорится.

Руслан заглянул в реанимацию, убедился, что состояние их пациента остается стабильным, переоделся и вышел на улицу.

Шел одиннадцатый час вечера, становилось темно и безлюдно, и Руслан вдруг понял, что неприятное чувство, мучившее его во время операции, вернулось. К этому не было разумных причин, они с Колдуновым выложились по полной, и больной в реанимации вел себя лучше, чем можно было ожидать.

Неужели он так переживает оттого, что Инга не захотела разговаривать? Да нет, не может быть. Он давно свыкся с мыслью, что потерял ее навсегда, и даже с тем примирился, что потерял исключительно по своей собственной дурости. Хорошо бы, конечно, разрешить загадку украденной переписки, чтобы достойно перелистнуть эту страницу жизни, но Руслан пока не представлял, как это сделать.

Он поежился. Совсем забыл, что с утра неожиданно резко и сильно похолодало, так что на стенах домов выступил иней, а лужи покрылись хрупкой коркой льда. Ночное небо уже по-зимнему чистое и морозное. Скоро выпадет снег, а кажется, еще вчера было лето…

Руслан обернулся, будто кто-то толкнул его, и увидел, что Инга быстро идет к остановке. Он подбежал к ней:

– А ты что без машины?

– Ну извини, – отрезала она, – у водителя рабочий день нормированный.

– Понятно. Хотя если ты задерживаешься после работы, чтобы спасти человеку жизнь, почему он не может?

Инга усмехнулась:

– Ты как маленький, Руслан. Потому что я давала клятву Гиппократу, а он нет.

– А, да! Действительно, как я упустил… Ну разреши хоть я тебя провожу, ибо тоже давал этому суровому чуваку.

Она покачала головой, но тут подъехала маршрутка, Инга вошла, и Руслан, не слушая возражений, вскочил следом.

По позднему времени в салоне оказалось пусто. Расплатившись за проезд с угрюмым водителем, Инга, чтобы подчеркнуть нежелание общаться, села на первое одиночное сиденье и отвернулась к окошку.

Руслан встал рядом и наклонился к бывшей любовнице. С этой позиции живот Инги казался совсем большим, и он вдруг подумал, интересно, кто у нее там, мальчик или девочка…

– Как у тебя со Стрельниковым? – спросил он тихо.

– Не твое дело!

– Это да, но если бы ты знала, как я теперь жалею, что не грохнул нашу переписку!

– А толку? Короче, Волчеткин, отвяжись от меня. Мне наплевать, о чем ты там жалеешь или не жалеешь. Любые движения твоей подлой душонки остаются за рамками моих интересов, это понятно?