Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Персефона всё болтала и болтала, то есть всё шипела и шипела мне на ухо. Создавалось ощущение, будто сидишь рядом с поломанным воздушным двигателем. Но уже через несколько секунд я с этим свыклась. Впереди – монотонный, но мелодичный французский миссис Лоуренс, слева – усыпляющее шипение Персефоны… Моя голова снова медленно опустилась на руки.
– …Схватят? Генри пришлось забирать его из полицейского участка.
Я резко проснулась:
– Что? Кого?
Персефона глядела на меня, покачивая головой.
– Можешь не признаваться, если не хочешь, но мне бы очень хотелось знать, правда ли это. Странно, что двенадцатилетний мальчишка вдруг решил украсть элитные духи.
– Кто? О ком ты?
Она уставилась на меня во все глаза:
– О боже, ты что, ничего не знаешь? Генри тебе об этом не рассказал?
– Нет, – сказала я.
Мне было совершенно всё равно, пусть даже я выглядела сейчас в её глазах полной дурочкой, но мне необходимо было разобраться, что имела в виду Персефона.
Она без лишних слов передала мне свой смартфон. Тогда я смогла прочитать обо всём своими глазами. А Персефона тем временем шипела мне в ухо дополнительные факты.
Младшего брата Генри, Мило, задержали во время кражи духов, и Генри вынужден был ехать за ним в полицейский участок. Дело на мальчика не завели, но появляться в том магазине ему отныне запрещено.
Леди Тайна и Персефона могли лишь предполагать, какими были мотивы Мило. Одна из версий – что Мило получал слишком мало денег на карманные расходы, потому что, как известно всем, отец не заботился о своих детях с тех пор, как расстался с их матерью, и тратил деньги лишь на свою любовницу.
– Как же это ужасно, правда? – Персефона снова забрала у меня свой смартфон, не обращая внимания на то, что я как раз собиралась перейти по ссылке, где, очевидно, была фотография болгарской возлюбленной отца Генри, которая снялась в рекламе нижнего белья.
– Бедный малыш! Он явно украл эти духи лишь для того, чтобы доставить радость маме. Разве не трагично, что мужчины постоянно выбирают женщин помоложе? И это значит, что или тебя бросят рано или поздно, или придётся выходить замуж за старика…
Я слушала её вполуха. Потому что вся эта история с Мило произошла в ту субботу, то есть в тот день, когда мы с Мией вернулись из Швейцарии. Когда у Генри зазвонил телефон, он сказал, что едет забирать брата, который сидит в гостях у друга.
В гостях у друга!
– Оливия Зильбер! Персефона Портер-Перегрин! – Миссис Лоуренс, наверное, повторила наши имена уже несколько раз, потому что на лбу у неё выступили вены, а это верный знак того, что она собирается сделать соответствующую запись в классный журнал.
– Уи, мадам, пардон, мадам, я не поняла вопроса, – резво сказала Персефона.
– Devoir[5]. Fabienet et Suzanne! – сказала миссис Лоуренс. – Attendreune heure à la caisse du musée[6].
– Им правда нужно было простоять целый час в кассе, чтобы попасть в музей? – Персефона прищёлкнула языком. – Ну что ж, зависит, конечно, и от того, какая это выставка. Ради Кейт Мосс я бы простояла и подольше, она по-настоящему крутая.
Тут уж вена на лбу у миссис Лоуренс потемнела так, будто вот-вот лопнет.
– Fabien et Suzanne ont dû attendre une heure![7] – закричала она. – Ontdû![8]
В сущности, какая разница? На Фабиана, Сюзанну и идиотский музей мне в тот момент было наплевать.
Лучи январского солнца проникали через высокие окна столовой и наполняли всё вокруг тёплым золотистым светом. Такая радостная картина не очень-то сочеталась с моим внутренним состоянием. Генри уже сидел за нашим столом и о чём-то разговаривал с другими ребятами. Вот он рассмеялся, и мне вдруг расхотелось идти дальше, я остановилась, будто прикованная к месту. На самом деле по плану я должна была схватить Генри, потрясти его за плечи и спросить: почему, чёрт возьми, он ничего не рассказал мне о своём брате? Но сейчас, глядя, как он сидит там и смеётся, я вдруг почувствовала, что вовсе не злюсь на него. А даже… Да что же, собственно, я ощущала? Грусть? Разочарование? Растерянность? Каждое из этих чувств по чуть-чуть. Он сидел на солнышке и казался мне таким знакомым и вместе с тем таким чужим. Между нами промелькнула тень.
– Ты стоишь в проходе и всем мешаешь. – Рядом со мной вдруг возникла Эмили с полным подносом еды, изо всех сил делая вид, будто дальше ей не пройти.
Я сделала шаг в сторону. К сожалению, Эмили так и не предприняла попытку продолжить свой путь.
– Отличная работа, я насчёт Флоранс и Грейсона, – заявила она. – Полагаю, ты собой сейчас очень гордишься! До тебя ещё никому не удавалось разобщить близнецов.
– Да я вообще ничего… – Я захлопнула рот. Не хватало ещё, чтобы я оправдывалась перед этой Эмили. – Суп остынет, – сказала я вместо этого.
Эмили покачала головой.
– Не хотелось бы мне оказаться на твоём месте, вот честно, – заметила она. – У тебя в голове, наверное, чёрт знает что творится. Сначала эта дикая история с Господином Исполином, а теперь… Эй! Ну-ка поставь обратно, сейчас же!
Я взяла с её подноса тарелку супа и картинно принюхалась.
– М-м-м, луковый крем-суп! Сойдёт за бальзам для всех типов волос.
– Ты сумасшедшая! – сказала Эмили, но я прекрасно видела, что она испугалась.
Я подняла тарелку над головой:
– Блестящие и шелковистые… Хочешь сама нанести на волосы или мне взять эту задачу на себя?
– Да что ты себе позволяешь?! – Эмили держала поднос, поэтому обе её руки были заняты, и она приняла благоразумное решение идти дальше без супа. – Абсолютно сумасшедшая! – бросила она через плечо.
– Это она о себе? – поинтересовался Генри. Я даже не заметила, что во время нашей маленькой перепалки с Эмили он встал из-за стола и подошёл ко мне. – Тебе нужна помощь?
– Нет. Хочешь супа? – Я передала ему тарелку Эмили.
Генри усмехнулся, взял у меня суп и поставил его на ближайший стол. Затем он положил руки мне на талию и привлёк к себе.
– Что-то ты припозднилась, сырная девочка! А мне ведь надо обязательно рассказать тебе, что я обнаружил.
Я не дала сбить себя с толку.
– Почему ты не рассказал мне о своём брате? Почему ты мне солгал? – Я говорила сбивчиво и тихо и, честно говоря, в душе надеялась, что мои слова потонут в шуме столовой и он их не расслышит. Но они стёрли улыбку с его лица.