Я не хочу ничего знать заранее, раньше срока. Должно быть, страсть к гаданиям и предсказаниям проходит вместе с молодостью. Не хочу и даже опасаюсь, потому что мое подсознание может выдать во сне то, что может случиться в ближайшем будущем. Причем отнюдь не иносказательно, а вполне конкретно – устами какого-нибудь необычного персонажа. В первый раз это была таксистка среднего возраста. Во второй – маленький старичок с размытым лицом. В третий – давно умерший дедушка, который на глазах превратился в юношу. Именно они предсказали несколько крупных и важных для меня событий: развод, переезд из города в город и разрыв с человеком, за которого я собиралась замуж. Причем в то время, когда в здравом уме и трезвой памяти я и предположить не могла о таком развитии сюжета. В первый раз – не поверила, удивилась. Во второй – задумалась. В третий – просто испугалась и растерялась. А не надо вопрошать о будущем, вот и сны будут сниться нормальные!

Чтобы застраховаться от ненормальных вопросов, связанных с будущим, я не задаю себе никаких, разговоры предпочитаю вести на бытовые и приземленные темы вроде сломанного чайника и холода в палате и жить текущим днем. Получается плохо, потому что мы с Зоей всё время сворачиваем на скользкую дорожку причинно-следственных отношений отдельно взятой человеческой судьбы с переносом, естественно, на себя.

– Слушай, а ты о чем в своей газете пишешь?

– Ну, считалось, что лучше всего у меня получаются «человеческие» истории, и довольно долго я на них сидела.

– Не политика.

– Нет, конечно.

– Была история на нашу тему. Редактор ездил в область по делам, и ему кто-то рассказал, что в двух соседних селах живут две женщины – русская и татарка, которые лет двадцать назад одновременно рожали в местном роддоме, и пьяная акушерка перепутала детей. Русского вырастила татарка, а татарчонка – русская.

– Бразильский сериал какой-то.

– Все так и отнеслись. Но я поехала, конечно.

– И что?

– Оказалось, правда. Причем эта правда всплыла совсем недавно, может, года три назад. К татарке Язиле стали подходить знакомые и говорить, что есть мальчик в соседнем селе – вылитый ее муж, Мансур. Видишь, даже имена помню… Она их выгоняла, давала себе слово ничего не выяснять, а потом вдруг собралась и поехала. К русской. Приехала, расплакалась – та сразу всё и поняла.

– И что?

– Ну, что… Думали, что теперь делать, говорить или не говорить детям и родственникам.

– А экспертиза?

– Да не понадобилась никакая экспертиза. Язиля достала фотографии мужа в молодости, а другая мать – свои. Дамир, который вырос у татар, один в один походил на русскую мать. А Андрей оказался точной копией Мансура…

– Так неужели за столько лет никто не догадался?

– В том-то и дело, что слухи ходили давно, но обе женщины от них отмахивались, боясь, что отберут ребенка. И каждая потом говорила, что готова была забрать родного, но ни в коем случае не отдавать того, которого растила и считала родным. Думали-думали – решили, что лучше сказать так, как есть. Андрей очень переживал, но в основном из-за того, что его в детстве дразнили татарчонком, и он из-за этого дрался. Дамир воспринял с юмором. Там в семье еще двое детей, так он стал подтрунивать над младшими: что, я вам теперь не брат?

– Ужас.

– Да нет, теперь дружат семьями, и кто-то из них обеих женщин называет мамой. Не помню кто. Это из-за того, что в деревне. Жили бы в мегаполисе, разъехались бы по разным районам и забыли. Русская рассказывала, что ее сразу насторожили черные как уголь глаза ребенка, но она успокаивала себя тем, что у нее черноглазый и черноволосый брат. А Язиля призналась, что всегда мечтала иметь ребенка с голубыми глазами.

– Ну, вот тебе, сработала программа. Хотя, конечно, странная подмена: ребеночку ведь сразу надевают на ручку бирочку с фамилией матери.

– Ой, я же говорю, акушерка оказалась пьяная. Один мой коллега снял об этом документальный фильм, который сразу собрал на фестивалях тучу призов.

– Ну вот, а ты говоришь «журналистика факта». Факт уложился бы в абзац, а тут и фильм, и очерк. Чем сидеть и фантазировать про эльфов и воинов света с волшебными мечами, уж лучше рассказывать то, что было с реальными людьми и как они из этого выпутывались.

– О! Вспомнила еще один сюжет. Этот я сама нашла… Кто-то из знакомых упомянул в разговоре, что его соседка по даче, певица, удочерила девочку-подростка, при каких-то странных обстоятельствах. Отправилась в театр, нашла певицу – ее Людмила Николаевна зовут. Оказывается, эта девочка – дочка другой актрисы, с которой она даже не дружила. Они жили в одном доме, и вот однажды поднимается она к себе по лестнице, а на площадке эта девочка. Два часа назад «скорая» увезла ее мать, и она не хочет идти домой. Отец был пьющий, а на тот момент и вовсе куда-то исчез. Людмила забрала ребенка домой и оставила на время, пока мать не поправится.

– А мать умерла.

– Да, в тот же вечер. И Людмила Николаевна мне рассказала: «Вот представьте, мне ехать на гастроли в Данию, контракт подписан, и такая ситуация… Поломала голову, устроила на два месяца ее в лагерь – благо дело было летом. Моя мама ездила, навещала. А вернулась и вижу: домой Дина не хочет. Спрашиваю: „Поживешь у меня?“ – „Поживу…“ Так всё и решилось. Оформила опекунство, отец не возражал. Только как-то мне ее мать приснилась. Стоит посреди комнаты и спрашивает: „Зачем тебе моя дочь?“ Я растерялась, а потом отвечаю: „Это не она мне, это я ей нужна“. – „Ну что ж, коли так, бери“. Проснулась в холодном поту».

– А теперь?

– Дине что-то около двадцати сейчас, она учится, всё хорошо. Зовет Людмилу мамой и скрывает от новых подруг, что она неродная. Нет, ну представь, споткнуться о чужого ребенка на лестнице и взять его себе! Не так давно мы виделись, и Людмила Николаевна вся сияет: у нее взрослый сын, а теперь вот и дочь подросла.

– Но ведь она могла всё это тебе не рассказывать?

– Могла. Но это тоже часть профессии – сделать так, чтобы тебе рассказали. Часто люди говорить говорят, но «только вы об этом не пишите». А мне всегда казалось, вот об этом как раз и нужно писать…

От этих разговоров с Зоей я, кажется, не устаю.

У нее тоже пока ничего не понятно. Чувствует себя вполне прилично, но Реутова с каждым ее анализом мрачнеет и назначает новые. Анализы анализами, но есть нечто еще, тончайшее и сложнейшее. Понять и изучить это нечто мы сегодня не можем, но можем действовать на уровне интуиции. Нужно быть собранным и не делать неверных движений. Только непонятно, какие верные, какие – нет. Это как в любви в начале отношений, когда всё неустойчиво и зыбко, и любое неосторожное движение или слово может всё разрушить.

Время от времени нас развлекает ящик.

По телевизору мы смотрим всё что угодно, только не новости. Всё самое важное происходит здесь и сейчас, а остальное мозг отказывается воспринимать и анализировать. Ну очередной теракт – и что? В сравнении с тем, что Оля Старцева может погибнуть при родах, а Громкую Зою, скорее всего, простимулируют на шести месяцах, это мелочи бытия.