— Два таких есть на острове, — заметил Брюс.

— И парочка более уютных тоже, — добавила Ноэль. — В конце концов, это же Флорида.

— От побережья до побережья в стране имеется более пятнадцати тысяч домов престарелых, заведений для пенсионеров, поселений для ушедших на покой — называйте как хотите. В общей сложности полтора миллиона коек, и почти все они заполнены, спрос всегда высокий. Многие пациенты страдают различными формами деменции и вообще не приходят в сознание. Вы когда-нибудь сталкивались с запущенной деменцией?

— Пока нет, — ответил Брюс, а Ноэль молча покачала головой.

Томас продолжил:

— У меня есть тетя, она потеряла связь с реальностью лет десять назад, но все еще жива. Дышит еле-еле, лежит, скрючившись, в кровати; питается через трубку и понятия не имеет, какой сегодня день. За последние пять лет она не произнесла ни слова. Мы бы уже давно выдернули шнур, но закон не признает ее права на смерть. В общем, эта моя тетя — одна из полумиллиона больных Альцгеймером в домах престарелых, которые ждут конца. Уход за ними не всегда бывает качественным, но стоит неизменно дорого. В среднем дом престарелых берет с нацпрограммы медицинского страхования «Медикэр» по три-четыре тысячи долларов в месяц за пациента. Реальная стоимость ухода — койка, пара лекарств, питательные вещества в трубке — гораздо меньше, так что бизнес это прибыльный. И процветающий. Альцгеймером страдают шесть миллионов американцев, и число быстро растет. Никакого лекарства нет даже в перспективе, несмотря на миллиарды, которые тратятся на его поиски. В романе Нельсона плохая фирма расширяется в предвкушении будущего спроса.

— И это не выдумка, — добавила Мерсер.

— Нельсон пишет про дома престарелых? — удивился Брюс.

— Подожди, — попросил Томас. — Как вы знаете, болезнь эта страшная, дегенеративная, и никто не может предсказать, за какое время пациент зачахнет и умрет. Обычно проходит несколько лет. В случае моей тети, как я говорил, прошло уже десять лет, и она все еще жива. Но даже после того, как пациенты полностью отключаются, перестают реагировать на раздражители и живут на трубке, они порой держатся долго. За три тысячи баксов в месяц. Администрация домов престарелых, естественно, заинтересована в том, чтобы они прожили подольше, и неважно, что те ни на что не реагируют. Главное, поддерживай сердцебиение, и деньги продолжат поступать. Это крупнейшая индустрия. В прошлом году из федерального бюджета на Альцгеймер по программам «Медикэр» и «Медикейд» потратили почти три сотни миллиардов.

— А у романа вообще есть сюжет? — поинтересовался Брюс, постукивая пальцами по столу.

— Сейчас он до этого доберется, — произнесла Мерсер. — Там вроде юридического триллера с женскими персонажами, которые оставляют желать лучшего.

— Не я же его написал, — усмехнулся Томас. — Я просто пересказываю. В общем, главный герой — сорокалетний мужчина, юрист по корпоративному праву, его мать заболевает Альцгеймером. Ему приходится поместить мать в дом престарелых, где ее состояние постоянно ухудшается, и скоро она перестает на что-либо реагировать. Родственники не знают, как поступить, спорят о праве на смерть и все такое.

— Ad nauseam[4], — сказала Мерсер. — Он описывает все это достаточно подробно, по крайней мере, по моему мнению.

— Твое мнение — это мнение высоколобого литератора-интеллектуала, — заметил Брюс, — и в данном случае веса не имеет.

— Тебе бы только книги продавать!

— И что же в этом плохого?

— Короче, — продолжил Томас, — его мать весит девяносто фунтов, но ее сердце продолжает биться. Продолжает и продолжает. Замедляется до тридцати ударов в минуту, и юрист очень внимательно за ним следит, а потом начинает медленно, но явно ускоряться. Тридцать два удара, затем тридцать пять. Когда доходит до сорока и остается на этом уровне, герой начинает задавать вопросы врачам. Ему отвечают, что это необычно, но подобное случается. Его мать ни на что не реагирует, и ее состояние не улучшается, но она и не умирает, потому что сердце продолжает биться. Месяц за месяцем пульс колеблется между сорока и пятьюдесятью, и она все цепляется за жизнь.

Томас ненадолго замолчал, чтобы съесть кусочек утиной колбасы и глотнуть кофе. Брюс последовал его примеру, а потом спросил:

— Так что, в чем причина?

— В препарате даксапен, о котором никто не знает. Он, естественно, вымышленный, ведь это роман.

— Ясно, — кивнул Брюс.

— Даксапен невозможно купить. Он зарегистрирован, у него есть название, но его никогда не одобрят. Он не совсем легален, но и не совсем нелегален. Да и его сложно назвать лекарством — это не стимулятор, не барбитурат, вообще ничто толком. Его случайно изобрели в китайской лаборатории около двадцати лет назад и продают только на черном рынке США.

Томас съел еще кусок колбасы.

— И что же делает даксапен? — поинтересовался Брюс.

— Продляет жизнь, поддерживает сердцебиение.

— Тогда почему же он не считается чудодейственным лекарством? Я бы хотел в него инвестировать.

— У него весьма ограниченный рынок. Неизвестно, понимают ли ученые и исследователи, как он работает, но суть в том, что он стимулирует продолговатый мозг — это область, контролирующая сердечную мышцу. И действует только на пациентов, у которых, как говорится, мозг уже спекся.

Брюс и Ноэль какое-то время размышляли над этой информацией, затем Ноэль произнесла:

— Я правильно понимаю, что мозговой деятельности практически нет, но ее достаточно, чтобы поддерживать сердцебиение?

— Верно, — подтвердила Мерсер.

— А есть побочные эффекты? — спросил Брюс.

— Только слепота и сильная рвота, но это случайно обнаружили в Китае. Никаких клинических испытаний среди пациентов с тяжелой деменцией и немного участившимся пульсом не проводится — какой смысл?

Брюс с улыбкой уточнил:

— Итак, мутная компания покупает даксапен в мутной китайской лаборатории и накачивает им всех пациентов с деменцией, которые одной ногой в могиле, чтобы выгадать себе еще несколько месяцев и получить за них чеки.

— Как не любить художественный вымысел? — усмехнулся Томас.

— А о какой сумме идет речь в романе?

— Мутная компания владеет тремя сотнями домов престарелых, в них сорок пять тысяч коек. Десять тысяч из них занято пациентами с Альцгеймером, и все они получают дозу даксапена через питательную трубку или апельсиновый сок. Упакован он так, будто это просто очередной витамин или добавка. Большинству пациентов в домах престарелых в любом случае каждый день выдается по пригоршне таблеток, так что он выглядит просто как еще одна витаминка.

— Сотрудники не в курсе? — спросила Ноэль.

— В романе — нет. У них там такая традиция: «Если сомневаешься — дай еще одну таблетку»; это тоже часть художественного вымысла.