Квартира с самого утра была полна народу. Разрывались от звонков телефоны. В новостях беспрерывно крутили информацию о похищении, и Галинка жадно всматривалась в экран, на котором то и дело показывали фотографию Алины. То самое фото, сделанное на мобильник перед выходом из дома. Как Галинка корила себя за это! Как ругала! Ведь если бы она не достала тогда телефон, чтобы запечатлеть дочку, то не забыла бы его потом на полке для обуви. Ей не пришлось бы возвращаться затем домой, и девочка не осталась бы под присмотром мнимой “соседки” Тонечки.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Если бы… Если. Бы.

Галинка с горечью вспоминала, как не хотела, чтобы её малышка стала достоянием СМИ, чтобы её фотографиями пестрели соцсети и страницы светской хроники. Не иначе, накаркала: теперь фото её ребёнка было буквально везде. Всюду. Да ещё и в таком страшном контексте…

Фотография девочки на экране чередовалась с демонстрацией фоторобота похитительницы, составленного со слов Галинки.

На мужа она смотреть боялась. Боялась прочитать в его глазах то, что навсегда разрушит их семью. Ведь в том, что произошло, виновата только она одна — и как можно не возненавидеть её после такого?! Галинка понимала, что ответственность за случившееся полностью лежит на ней, и муж вполне имеет право на негативные эмоции. Но… пусть, пусть, пусть он ненавидит её всю оставшуюся жизнь, пусть никогда больше не взглянет на неё с любовью — только бы Алиночка нашлась как можно скорее, живой и здоровой…

Буквально за считанные часы развернулась бурная деятельность. Имя Белецкого сыграло в этом не последнюю роль — сотрудники следственно-оперативной группы разговаривали с ним уважительно, даже с почтением. Все знали знаменитого артиста, все от души желали ему помочь. К Галинке, менее известной и популярной, чем её звёздный муж, относились без особого пиетета, но всё-таки чисто по-человечески сочувствовали и ей, как могли.

Первым делом посмотрели запись с камеры наблюдения над подъездом. У Галинки защемило сердце, когда она увидела, как торопливо “соседка” выхватывает спящую малышку из коляски и, прижав её к груди, стремительными шагами удаляется в неизвестном направлении.

— Передвигаться по городу с младенцем на руках не так-то легко. Однако коляску она всё равно не взяла, — заметил следователь. — Возможно, где-то неподалёку её ждала машина. А с коляской много возни, да к тому же, она привлекает лишнее внимание. Вещь яркая, дорогая, узнаваемая. Ребёнка-то просто переодень — и никто его не признает. Маленькие дети все на одно лицо…

Галинка едва не задохнулась от возмущения при этих словах. На одно лицо?! Видимо, у этого типа нет собственных детей, раз он с такой уверенностью ляпнул эту несусветную чушь. Да свою Алиночку она узнает из тысячи, из миллиона младенцев — и не только по внешности, а по запаху, который ни с чем не спутаешь, по голосу, смеху и плачу…

Предположение, что похитительница могла увезти ребёнка на машине, резануло очередным болезненным воспоминанием: как Галинка в панике и слезах бегала по окрестностям, заглядывая во все ближайшие дворы и закоулки, как, срывая голос, звала Тонечку и Алину по имени… но обе как сквозь землю провалились. Ей и в голову тогда не пришло, что они могли просто уехать, всё казалось — они тут, где-то рядом, и вот-вот она их увидит.

Качество видеосъёмки оставляло желать лучшего — размытое, бурое изображение, к тому же ещё и не крупный план. Однако Белецкий сказал, что определённо видел где-то раньше эту женщину, причём неоднократно. А вот кто она, откуда — он понятия не имеет.

— У вас есть враги? — спросили Белецкого. — Возможно, здесь замешан какой-то личный мотив…

— Явных врагов не знаю. А недоброжалетели, наверное, имеются у каждого человека, — отозвался тот. — Но в данный момент у меня нет никаких догадок и предположений, кто и зачем это сделал.

— Не торопитесь с выводами. Подумайте. Хотя не исключено, что эта женщина — вообще всего лишь наёмница, может быть, она работает на заказчика, который в принципе не хочет светить своё лицо… В любом случае, это было срежиссировано и спланировано заранее, раз она выслеживала вашу жену в течение месяца и упорно подстраивала видимость случайных встреч на совместных прогулках. Видимо, сильно торопиться ей было некуда… и она просто терпеливо выжидала, когда настанет подходящий момент.

Сотрудники полиции прошлись по квартирам, показывая соседям фоторобот похитительницы и скрины с видео. Больше никто “Тонечку” не признал.

Тем временем к розыску пропавшей малышки активно подключился поисково-спасательный отряд. Вот уже более десяти лет добровольцы успешно помогали полиции, находя пропавших людей — и самое-то главное, в абсолютном большинстве случаев они успевали найти их живыми. Сейчас волонтёры были заняты тем, что расклеивали в общественных местах листовки с фотографиями похищенной Алины и краткой информацией о случившемся.

Белецкому продолжали беспрерывно звонить — журналисты, друзья, знакомые и родственники, до которых уже дошли вести о пропаже ребёнка. Галинка чувствовала, что он на грани, едва справляется с эмоциями, когда очередной работник очередного жёлтого издания бесцеремонно вторгался в его частную жизнь и с наивной беззастенчивой наглостью спрашивал в трубку:

— Скажите, Александр, а что вы сейчас чувствуете? Верите ли вы в то, что вашу дочь найдут? Что вы предпримете, если навсегда её потеряете?

— Да вы что, совсем охренели, — рычал он в трубку и еле сдерживался, чтобы не разбить телефон о стену.

— Журналисты, конечно, стервятники, — сочувственно вздохнул следователь, — но с ними нужно дружить… Тем более, такому человеку, как вы. А в данной ситуации особенно — именно средства массовой информации могут помочь в поисках. Нужно, чтобы как можно больше народу узнало о похищении — и тогда вашей "соседке" нелегко будет и дальше оставаться незамеченной, её непременно кто-нибудь, да узнает.

— Я уже связался с представителями СМИ, — отозвался Белецкий. — С теми, кто реально поможет в распространении информации, а не станет ковырять в ранах палочкой и рассусоливать на первых полосах, как мы тут все рыдаем-страдаем и каковы шансы на то, что Алину найдут… — его голос чуть дрогнул.

На Галинку почти не обращали внимания. Подробно расспросив её о случившемся, полицейские тут же потеряли к ней интерес, и теперь она сидела на кухне, забившись в угол, бледная, с дрожащими руками и коленками. Весь пол в кухне был заляпан грязными следами, в доме пахло чужим присутствием — пахло бедой, всюду звучали посторонние голоса — но не было слышно самого главного голоса в её жизни, голоса её девочки…