— Люблю сзади...

Клим

Новость дня на какое-то время выбила почву из-под ног. Мысли о насущных делах ретировались, позволяя моей голове болеть только тем, что я оказался прав.

Воспаление хитрости, или как спланировать побег. Побег, который приведёт к последствиям.

И, если поначалу мне хотелось рвать и метать, то спустя пару часов и пропустив рюмку коньяка, я взглянул на побег Киры под другим углом.

Что ж... я был не против того, чтобы совсем немного поиграть по её правилам. Пусть подышит. Пусть немного отдохнёт перед новым забегом. Её поимка — дело времени. Рано или поздно она засветится. Поиски не прекратятся до тех пор, пока эта дикая кошка не окажется передо мной. Ещё более сломленная. Я не люблю неблагодарных людей. А она оказалась очень неблагодарной.

Вернувшись, я первым делом, отправил людей к её подружке. К родне, давно открестившейся от девчонки, и даже в далёкую глушь, где прозябал дом, доставшийся ей по наследству.

Но её нигде не было.

Я поднял свои связи в органах и сейчас мне оставалось только ждать. Прошло уже две недели. Она не сможет прятаться вечно. Я чуял, что она близко. Какой-то гребаный инстинкт заставлял меня время от времени поднимать голову и вглядываться в проходящих мимо людей. Рассматривать лица в толпе и чувствовать, что девчонка где-то недалеко.

— Валдаев? — я оторвал задумчивый взгляд от экрана, где традиционно крутили новогоднюю “Иронию судьбы” и взглянул на Виктора.

— М? — вопросительно выгнул брови.

— Ты меня слышишь вообще?

— Слышу, — устало проговорил, снова отворачиваясь.

— Серьёзно? — Виктор хмыкнул, и толкнул пальцами стакан с алкоголем. Тот скользнул по столешнице, ударяясь о мой кулак. — Тогда я жду твой положительный ответ.

Я искоса посмотрел на своего собутыльника и, поджав подбородок, качнул головой. Я ни хера не понял. Ничего не уловил, и понятия не имел, что тот имел в виду.

— Я же говорю... — Виктор поправил свои ноги и потянулся за бутылкой, чтобы обновить наши праздничные “бокалы”, — где твоё настроение? Праздник, как-никак!

На дне. Оно всегда там, когда дело касается Нового года. Просто смена одного месяца на другой. Обычная ночь. Как и все предыдущие. Я не воспринимал этот праздник, как нечто особенное. Я давным-давно не отмечал это дерьмо.

— Я, в общем-то, и не планировал что-то праздновать, — ответил, подхватывая стакан и залпом выпивая содержимое, — это ты притащился ко мне. Я тебя не звал.

— А мне разве есть к кому ещё таскаться? — мой, уже почти друг, обиженно скривил лицо, и в ответ я так же криво улыбнулся.

— Надо тебя как можно скорее сбагривать сестре. Она ещё не в курсе, что ты жив и здоров?

— Я не здоров, — Виктор отрицательно качнул головой и, ухватив со стола бутылку горячительного, проехался вдоль просторной гостиной и остановил своё кресло напротив стеллажа.

Его взгляд упал на чёрную папку, свисающую одним краем с полки и смотрящую на него. Я бы даже сказал: зовущую.

— Что тут у нас? — приложив губы к прохладному стеклянному горлышку, Виктор сделал внушительный глоток. Занюхал собственным рукавом и потянулся за папкой.

— Что? — безрадостно хмыкнул и в очередной раз скривил и без того кислое лицо, — а... да, так. Помеха справа.

— Паншина Кира Олеговна. Двадцать три года. Проживает, — всё остальное Виктор читал про себя, едва заметно шевеля губами и время от времени ухмыляясь. — Помеха, говоришь?

— Найти и раздавить, — прорычал злобно. Поднялся с насиженного места и подойдя к камину, опустился на корточки.

— Случайно не та, которая у тебя на цепи сидела? — кажется, Виктор не на шутку заинтересовался данной информацией. Не убирая на место папку, он подъехал ко мне и указательным пальцем ткнул на девушку, изображённую на фото, — лицо знакомое. Не пойму... видел где-то.

А я не сводил сосредоточенного взгляда с танцующих языков пламени. И, чёрт меня дери, я видел её глаза в огне. Не потухшие, какими она были всегда. А горящими. Словно потешающимися надо мной.

Она сбежала. У неё получилось. И видит Бог, лучше ей прятаться получше. Потому что, чем больше времени проходило, тем злее я становился. Тем яростнее было желание найти беглянку и увеличить срок её заточения. За побег всегда накидывают срок.

— Что говоришь? — слова Виктора дошли до меня с задержкой.

— Лицо, говорю, знакомое. Думаю, где мог её видеть?

— Нигде, — процедил сквозь зубы, выхватывая папку из рук чеха, — где ты мог её видеть? Из дома не вылезаешь...

— Ну, почему же? — Виктор многозначительно покачал головой и снова отпил из бутылки алкоголь, — я много, где бываю.

— Например? — я сдержал неуместный порыв рассмеяться. Не хотелось бы давить на больную мозоль Виктора.

— В театре был на днях, — протянул мне пойло, — да и после нашего разговора тогда...

— Какого разговора?

— Ну, про бога и прочую х... — запнулся на полуслове, подбирая слова, — в общем, в церковь наведываюсь пару раз в неделю.

Смутившись от собственного признания, Виктор, отвёл взгляд и снова забрал у меня бутылку. Пара глотков... и повисшая тишина, которая нам обоим показалась слишком напряжённой.

— Гонишь, — я едва не поперхнулся воздухом от подобного каминг-аута.

— Гонишь ты, — Виктор приподнял бровь и исподлобья взглянул на меня, — а я даже исповедаться успел.

...

Кира

— Ты прям посвежела, Кира. Круги под глазами пропали. Хорошенькая же ты!

Я улыбнулась в ответ и тут же отвела от смущения взгляд.

— Скажешь тоже, тёть Нюр. — Отмахнулась от комплимента от соседки.

Я никогда не любила комплименты. Не знаю... может, я просто не умела их принимать. Не знала, куда деть себя в такие моменты. Что ответить?..

— Ты не голодная? — женщина по-свойски провела по моему плечу, — тут картошечка. Жареная...

— Перекушу, — произнесла бодрее, и закинула на плечо полотенце, — только обмоюсь сначала.

Ноги ныли от беготни. День сегодня выдался суетной. Много людей, много работы, голова гудела от мыслей.

Сложив свою одежду в аккуратную стопку, я обмоталась большим вафельным полотенцем и зашла в душевую. Крючком зацепила хлипкую дверцу и выкрутила вентиль с горячей водой. Не такой горячей, как бы мне хотелось, но всё же это лучше, чем ничего.

Смыв с себя тяжёлый день, я наспех промокнула влажное тело и, приняв твёрдое решение не задерживаться на общей кухне, вышла из пропитанного сыростью помещения.

Прошмыгнула мимо кухни, где уже толпилось не менее пяти человек, и заперлась в своей маленькой тёмной комнатушке. Это была бедно обставленная светлица. Всё, что в ней было — это панцирная кровать, так же прохудившийся шкаф с потёртым зеркалом, и стул на хлипких ножках. Но мне здесь нравилось. Здесь я чувствовала себя гораздо безопаснее, чем в доме, ставшим для меня тюрьмой.