Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Уильям Блейк[1]
(1757–1827)
Из сборника «Песни опыта» (1794)
Тигр
Тигр! О, Тигр! Огонь и блеск
Озарил полночный лес;
Кто задумал изваять
Этот ужас, эту стать?
Где, в глубинах или в выси
Глаз твоих огонь родился?
Как на крыльях он взлетел?
Кто огонь схватить посмел?
Чье скрутило мастерство
Жилы сердца твоего?
И оно забилось вдруг
Посреди могучих рук!
Кто ковал рукою властной
Мозг твой в кузнице ужасной?[2]
И клещами, что есть сил,
Злобный дух туда вложил?
Когда ангелы метали
Копья с Неба и рыдали[3],
Улыбался ль твой Творец!
Кто и Агнцу был Отец![4]
Тигр! О, Тигр! Огонь и блеск
Озарил полночный лес.
Кто решился изваять
Этот ужас, эту стать?
Уильям Вордсворт[5]
(1770–1850)
Из сборника «Лирические баллады» (1798)
Каторжник
На запад стремился роскошный закат;
Я встал на холме, у вершины,
Восторг, что предшествует дрёме, стократ
Звенел сквозь леса и долины.
Должны ль мы покинуть столь благостный дом?
Сказал я, страдая душою,
И скорбно к темнице пошёл я потом,
Где каторжник был за стеною.
Ворота в тени от массивнейших стен, —
Тюрьмы ощутил я дыханье:
Сквозь прутья я вижу вблизи, как согбен,
В ней страждет изгой состраданья.
Лежат на плече чёрных прядей узлы,
Глубок его вздох и взволнован,
В унынье он видит свои кандалы, —
В них будет всю жизнь он закован.
Не мог я без горя смотреть на него,
Покрытого грязью, щетиной;
Но мыслью проникнул я к сердцу его,
Создав там ужасней картины.
Ослабший костяк, соков жизненных нет,
О прошлом забыл он в надежде;
Но грех, что его угнетал много лет,
Чернит его взгляд, как и прежде.
Лишь с мрачных собраний, кровавых полей
Король возвратится в покои,
Льстецы его славить спешат поскорей,
Чтоб спал он безгрешно в покое.
Но если несчастья забыты навек,
И совесть живёт без мученья,
То должен ли в шуме лежать человек;
В болезни и без утешенья.
Когда его ночью оковы теснят,
Чей вес не выносится боле,
Бедняга забыться дремотою рад,
На нарах вертясь поневоле.
А взвоет мастифф на цепи у ворот, —
В холодном поту он проснётся,
И боль его тысячью игл обожжёт,
И сердце от ужаса бьётся.
Глаза он запавшие поднял чуть-чуть
С трепещущей влагою взгляда;
Казалось, чтоб скорбную тишь всколыхнуть
Спросил: «А тебе что здесь надо?».
«Страдалец! Стоит ведь не праздный бахвал,
Чтоб сравнивать жребии наши в гордыне,
А тот, кто добро воспринять пожелал,
Придя, чтобы скорбь разделить твою ныне.
Хоть жалость к тебе и не так велика,
Хоть портит тебя твоё грубое слово,
Была б у меня столь могуча рука,
На почве другой ты цвести мог бы снова».
Из сборника «Лирические баллады» (1800)
Родник «Прыжок оленя»[6]
Часть первая
Охотясь в Уэнсли, рыцарь прискакал
Неспешно, словно облако в зените,
К усадьбе, где живёт его вассал,
И крикнул: «Мне коня скорей смените!»
«Скорей смените!» – был под этот крик
Осёдлан конь, быстрейший и атласный;
Сэр Уолтер на него взобрался вмиг:
На третьего за этот день прекрасный.
У рысака в глазах восторг блестит,
Скакун и всадник – нет счастливей пары.
Хотя сэр Уолтер соколом летит,
Печальной тишины слышны удары.
Из замка сэра Уолтера с утра
Под грохот эха ускакала свита;
Исчезли кони, люди со двора,
Такой не помнят скачки боевитой.
Сэр Уолтер, неуёмный как Борей,
Позвал собак, уставших от погони:
«Бланш, Свифт и Мьюзик, чистых вы кровей,
Скорей за мной на этом горном склоне.
Ату! Ату!» – Их рыцарь подбодрил
Просящим жестом и суровой бранью;
Но все собаки выбились из сил
И улеглись под горного геранью.
Но где толпа и скачки суета?
Где горны, что в лесах перекликались?
– Всё ж неземной была погоня та;
Сэр Уолтер и олень одни остались.
По склону тяжко двигался олень,
Я не скажу, как далеко бежал он,
И не скажу, как умер он в тот день;
Но мёртвым пред охотником лежал он.
Спешился рыцарь на колючий дрок.
Своих собак и спутников не клича,
Не бил хлыстом он, не гудел в рожок,
Но радостно осматривал добычу.
А близ него стоял и мял траву,
Его немой напарник в славном деле,
Дрожащий, что ягненочек в хлеву,
Весь в белой пене, как в снегах метели.
Лежал олень недвижно в стороне,
Коснувшись родника своей ноздрёю,
Последний вздох он подарил волне
Источника с журчащею струёю.
Своей безмерной радостью влеком,
(Никто не получал такой награды!)
Сэр Уолтер всё бродил, бродил кругом
И всё бросал на это место взгляды.
И он, поднявшись по холму теперь
На тридцать ярдов, три следа раздельных
Увидел, их преследуемый зверь
Оставил на земле в прыжках смертельных.
Лицо сэр Уолтер вытер и вскричал:
«Ещё никто не видел