class="v">Открывшийся величественный вид;

Всё это Сити в нежном одеянье

Красот рассвета; кораблей молчанье,

Соборы, театры, башни, чей гранит

Между землёй и небом так блестит

Сквозь чистый воздух в розовом сиянье.

Нет, никогда луч солнца золотой

Так не ласкал земли моей раздольной,

Не видел я столь царственный покой,

А Темза не катилась так привольно.

Мой Бог! объяты зданья тишиной,

И всё, как сердце мощное, спокойно!

Жёлтые нарциссы[12]

Я брёл, как облачко весною,

Один, меж долом и горой;

И вдруг увидел пред собою

Нарциссов жёлтых целый рой —

В тени деревьев у реки

Бриз волновал их лепестки.

Толпясь, как звёзды, что сверкают,

Наполнив светом Млечный Путь,

Они вдоль берега мелькают,

Чтоб в бесконечность ускользнуть;

Их в танце тысячи сплелись,

Головки поднимая ввысь.

Танцуя рядом, даже волны

Не превзошли весельем их:

И я стоял, задором полный,

Среди нарциссов золотых.

На них бросая быстрый взгляд,

Богатству праздничному рад.

Когда же в кресле отдыхаю,

Или мечтаю в тишине,

Пред взором внутренним сверкая,

Они блаженство дарят мне.

И сердце радостью полно,

Танцуя с ними заодно.

Восторга Призрак неземной[13]

Восторга Призрак неземной,

Она явилась предо мной —

Великолепное Явленье,

И украшение мгновенья:

Как звёзды в Сумерках – глаза,

Темна, как Сумерки, коса.

Вся красота её живая —

Рассвет игривый, время мая;

Танцующий, весёлый вид

Подстережёт и поразит.

Затем увидел ближе встречно:

Дух, но и Женщина, конечно!

Её движения легки,

Свободны, девственно мягки;

Лицо, где встретились в молчанье,

И честь, и сладость обещанья;

В ней блеска нет, ей не под стать

Людей всё время восхищать,

Зачем ей хитрость, скорбь, угрозы,

Хвала, любовь, лобзанья, слёзы.

Теперь, спокойно, в круге дней

Я пульс машины вижу в ней;

Плоть, чьё дыханье глубоко, —

От жизни к смерти Спутник рока.

Крепка умом, во всём скромна,

Умела, стойка и сильна;

То Женщина, что совершенна,

Утешит, повелит смиренно;

И всё же Дух ещё, в нём свет

Сияньем ангельским согрет.

Когда я вспомнил то, что покорило…[14]

Когда я вспомнил то, что покорило

Империи, как сникнул чести дух,

Когда мечи сменили на гроссбух,

А золото науку заменило, —

Страна моя! мне просто страшно было.

Моя ль вина? Но я к тебе не глух.

Огонь в сыновнем сердце не потух,

И совесть эти страхи пристыдила.

Тебя должны ценить мы, коль оплот

Нашли в тебе, неся благое бремя;

Как был обманут я в любви своей:

Не странно, коль Поэт в иное время

К тебе среди раздумий обретёт

Привязанность влюблённых иль детей!

Из «Стихотворений в 2-х томах» (1815)

Март[15]

Петух кукаречет,

Синицы щебечут,

В источниках – плески,

На озере – блески,

Заснуло на солнышке поле.

И дети, и деды

В труде непоседы;

Огромное стадо

Без устали радо

Пощипывать травку на воле.

В весеннем сраженье —

Снегов отступленье,

Им худо на склонах

Холмов обнажённых;

Для пахарей скоро раздолье:

В горах уж веселье,

В ручьях – новоселье;

И тучки бледнее,

И небо синее;

Закончился дождь на приволье!

Сэмюэль Тейлор Кольридж[16]

(1772–1834)

Строки о прекрасной весне в деревне[17]

О мой ручей, журчащий круглый год,

Хвалю твою прохладу чистых вод.

Спасаясь от полуденного жженья,

С венком из пиерийского цветенья[18],

(Пока я не покинул сей приют)

Украшу я исток твой мшистый тут.

Ты в чаще не журчишь непроходимой,

Чтоб снять печаль дриаде нелюдимой;

В глуби пещер ключом незримым бьёт

Не твой источник, увлажняя грот.

Долины гордость! поишь ты весь день

Все хижины окрестных деревень.

Заполнили твой берег громким криком

Проказники с эльфийским нежным ликом,

Покинув класс, они бегут спускать

Бумажный флот, твою волнуя гладь.

На дудочке играет с грустным взглядом

Селянин, опершись на посох рядом,

Иль молкнет, чтоб с надеждой и в тоске

Шаги любимой слышать вдалеке:

Уже давно зовёт её хозяйка,

Но пуст кувшин хорошенькой лентяйки.

Мой скромный друг! средь гальки ты играешь,

О прошлой неге память возвращаешь,

Когда Надежды заблистал рассвет,

Так радостно; спаси от новых бед,

Что по душе моей скользили тенью,

Как облака по твоему теченью.

Ключ жизни, ты искрился в час дневной,

Иль как боа сребристый под луной;

А ныне ты бежишь под куст колючий,

Иль пенишься, срываясь с горной кручи!

Из сборника «Лирические баллады» (1798)

Темница

То предки возвели для человека!

Так мы являем мудрость и любовь

К несчастному, что грешен пред нами,

Невинный, может быть – а коль виновный?

Излечит ли одна тюрьма? Господь!

Коль в грешном поры сузились и ссохлись

От нищеты, невежества, все силы

Его назад откатятся, как волны;

И станут вредоносными, ему

Неся болезнь и гибель, как чума.

Тогда мы призываем шарлатанов:

Их лучшее лекарство! – поместить

Больного в одиночество, где плача,

С лицом угрюмым, под тюремный лязг,

Он смотрит сквозь пары своей темницы

В зловещем сумраке. Вот так лежит

Он среди зла, пока его душа,

Несформированная, станет