поглядывая на часы. На третьем решаю, что мне бы не помешало поспать. И время убьётся, и нервы восстановлю и выиграю ночное время на сборы. Но когда я вновь открываю глаза, спустя три часа, невероятно расстраиваюсь. Планы канули в лету — в нашем доме гудит во всю вечеринка.

Епрст.

Несколько раз выплёвываю нецензурные словечки. Мне надо снова собраться. Телефон вновь показывает мне жалкие остатки зарядки, и я решаю его отключить, даже не глядя от кого написанные сообщения. Надеюсь, что все они от Димы.

Надо как-то пробраться в дом незамеченной и пересидеть в своей комнате. Егор не часто устраивает подобные мероприятия, если не сказать, что вообще почти не устраивает. Гадать, с чего вдруг, нет смыслы, и так понятно, чтобы в очередной раз загнать меня в угол. А если точнее, в свою комнату. Он ведь этого и хочет, чтобы я стала затворником. Но благо, сегодня мне это на руку. Проскальзну на второй этаж, закрою замок и брошу телефон на зарядку, а сама начну собирать сумки. Утром, когда он будет спать, после веселья, я начну всё перетаскивать.

Попадаться ему на глаза сейчас не особо хочется, не покидает предостережение, что он может что-нибудь выкинуть прямо на глазах у толпы. А народу здесь придостаточно, это можно уже понять из гула голосов, когда подхожу к двери и её приоткрываю. Но большая часть людей в большой гостиной, находящейся ближе к холлу, я же оказываюсь почти у кабинета Кайманова. В этом коридорчике темно и безлюдно. Иду тихо, шлёпки беру в руки, и на удивление, очень быстро оказываюсь на лестнице. Даже если кто попадается, они не придают мне никакого значения, словно я часть интерьера, которая и должна находиться здесь. Егора я не вижу, не слышу, лишь хорошо распознаю голос Римчука, который что-то громко пытается объяснить, перекрикивая музыку. На втором этаже вообще никого нет. Тут кажется, что даже музыка звучит приглушённо. А до моей комнаты рукой подать и на пути никакого препятствия.

«Слишком просто», — пытается навязать мне внутренний голос, но я не собираюсь обращать на него внимания.

Зачем ждать подвоха, который очень легко к себе притянуть?

Разве что…

Я почти уже дохожу до своей комнаты, когда взгляд цепляется за приоткрытую дверь в мамину спальню. Тут же выспыхивает маленькое раздражение, так как кроме меня и сиделки к ней никто не заходит, а значит это она не позаботилась, чтобы матери ничего не мешало. Поворачиваю к двери и, даже не заглянув, собираюсь закрыть, как тут краем глаза вижу его.

У меня аж руки резко холодеют, а всё тело наливается леденящим свинцом. На пару секунд я столбенею, воздух едва пробивается в лёгкие, а потом меня также резко бросает в немыслимый жар. Трясущимися пальцами берусь за ручку и медленно медленно открываю дверь. Сердце бьётся уже в горле, виски пульсируют от напряжения, а когда открываю дверь полностью, мне и вовсе становится плохо.

Матери нет.

Совсем нет.

Кровать аккуратно заправлена, на тумбочках ни одной банки лекарств, на кресле нет её халата.

Вместо него, в нём сидит Егор. В блёклом свете прикроватного бра, спиной к зашторенному только тюлью окну, за которым синеющая ночь. Мне не видно его лица, но я чувствую его взгляд — такой тёмный, что мне внутри меня срабатывает какой-то защитный инстинкт, приказывающий бежать. Но я не могу. Ничего не могу, кроме как переводить взгляд с Егора на пустую постель и пытаться осознать, что происходит, когда вдруг он подаёт голос.

Слишком спокойный и обыденный, чтобы не понимать, что сейчас произойдёт что-то по-настоящему жуткое.

— Поговорим?

Глава 18. Лина

Поговорим?

У меня будто что-то в голове щёлкает от этого слова. От его чересчур гладкого и спокойного голоса. Он мне не нравится. Не нравится, черт бы его побрал, потому ничего хорошего не предвещает.

— Где моя мама, Егор? — требую, вместо ответа, даже не думая идти хоть на какой-либо диалог, не касающийся главного.

Я не буду играть в его чёртовы игры. Хватит, он переходит границы.

Именно сейчас. Просто оказавшись в этой комнате, он уничтожил все рамки. Наши отношения — только наши отношения, и никоим образом они не должны задевать посторонних. Тем более, самое важное.

Но Егор кажется так не считает.

— Там, где ей и место, Лина, — отвечает он.

И вновь тем же совершенно бесцветным тоном голоса. Я бы даже сказала, уставшим, словно у него совсем не осталось сил.

И тут я понимаю, Егор больше не ведёт никаких игр. Егор — это просто Егор, а не тот одержимый придурок, который задался единственной целью меня уничтожить.

А почему?

Потому что он наконец это сделал.

Вот, что осознаю я. Оно как падение. С огромнейшей высоты. Вокруг будто взрывается мир. Рушатся небеса. А я даже сдвинуться не могу, чтобы сбежать от этого краха и хаоса. Лишь глупо качаю головой, словно это как-то поможет.

— Ты не мог, — тихо шепчу я.

Егор на секунду отводит глаза, смотрит куда-то в сторону, будто собирается с мыслями. Я даже могу услышать, как он тяжело сглатывает, словно мы в полнейшей тишине, где не скрыть ни единого шороха.

— Мог, Лина, и сделал.

Нет. Трясу головой интенсивней. Я не собираюсь принимать его слова. Возможно я слишком рано списала его со счетов, и он по-прежнему надо мной просто издевается.

Я тут же направляюсь к ванной комнате. Мозг понимает, что это было бы совсем странно, если бы Егор находился здесь, когда маму мыла сделка. Но что может мозг против чувств и эмоций? Влетаю в дверь, даже не думая придерживаться каких-то рамок приличия, но в ванной ожидает полнейшая тьма. Ни баночек с мыльными принадлежностями, ни каких-либо других маминых вещей не нахожу, когда включаю свет. Полки абсолютно пустые.

Не мешкая, бегу к шкафу, распахивая все ящики, что попадаются на глаза, но в каждом из них ситуация повторяется.

Я тупо смотрю на пустые полки.

— Это бесполезно, Лина, — вновь за спиной звучит холодный безучастный голос Кайманова, — могу облегчить задачу и сразу сказать — тумбочки тоже пусты. Может не будем попусту тратить время?

Попусту?

Я резко оборачиваюсь на него.

Что он несёт? Какое, к черту, время?

— Где она, Егор! — повторяю, почти срываясь на крик.

Мой разум застилает невиданная ярость. Не контролирую ни голос, ни свои действия. Просто хочу получить одно — ответ, и мне без разницы, что для этого нужно сделать.

Правда, если бы