Поэтому, когда такой человек выйдет из школы возможностей, и будет знать тверже, чем ребенок алфавит, что он не требует от жизни абсолютно ничего, и что ужас, гибель, уничтожение живут по соседству с каждым человеком, и когда усвоит полезный урок, что каждый страх, который тревожит, может в следующее мгновение стать реальностью, тогда он будет интерпретировать реальность по-другому…41

Несомненно, учебная программа в «школе» тревоги – это отказ от подавления, и всего того, что ребенок учил себя отрицать, чтобы двигаться с минимальной животной невозмутимостью. Таким образом, Кьеркегор следует непосредственно августинианско-лютеранской традиции. Воспитание человека представляет собой встречу лицом к лицу с его бессилием и смертью42. Как убеждал нас Лютер[65]: «Я говорю “умри”, то есть вкуси смерть, как если бы она существовала на самом деле». Только если вы «вкусите» смерть устами своего живого тела, вы сможете на эмоциональном уровне узнать, что вы – существо, которое умрет.

Таким образом, Кьеркегор говорит, что школа тревожности ведет к возможностям только путем разрушения жизненно нобходимой лжи личности. Это похоже на окончательное саморазрушение; единственное, чего не следует делать, потому что тогда у человека действительно ничего не останется. Но будьте уверены, говорит Кьеркегор, «этот путь вполне нормален… человек должен быть сломлен, чтобы стать собой…». Уильям Джеймс прекрасно подытожил лютеранскую традицию следующими словами:

Это спасение от отчаяния, смерть ради того, чтобы быть действительно живым, согласно лютеранской теологии. Это путь «в никуда», о котором пишет Якоб Бёме[66]. Чтобы добраться до него, критическая точка обычно должна быть пройдена, решающий поворот – сделан. Что-то должно уступить, врожденная твердость должна сломаться и растаять…44

И опять же, как мы видели в прошлой главе, это разрушение эмоциональной брони характера Лира, дзен-буддистов, современной психотерапии и, по сути, самореализовавшегося человека в любую эпоху. Великий мыслитель, Ортега, дал нам особенно сильное описание. Его утверждение звучит почти так же, как утверждение Кьеркегора:

Человек с ясной головой – это человек, который освобождает себя от этих фантастических «идей» [личностной лжи о реальности], смотрит жизни прямо в лицо, понимает, что все в ней проблематично, и чувствует себя потерянным. И это простая истина: жить – значит чувствовать себя потерянным; тот, кто принимает это, уже начал обретать себя и твердо стоять на ногах. Инстинктивно, как жертва кораблекрушения, он будет искать глазами что-то, за что можно уцепиться. Его трагический, безжалостный, но абсолютно искренний взгляд заставит его навести порядок в хаосе своей жизни, потому что это единственный путь к спасению. Идеи потерпевших кораблекрушение – единственные подлинные идеи. Все остальное – риторика, позерство, фарс. Тому, кто на самом деле не чувствует себя потерянным, нет прощения. То есть, он никогда не находит себя, никогда не сталкивается с собственной реальностью45.

Таким образом мы приходим к новой возможности, к новой реальности путем разрушения личности через борьбу с ужасом существования. «Я» должно быть уничтожено, сведено на нет, чтобы появилось превосходство над самим собой. Тогда «я» может начать соотносить себя с превосходящими силами. Человек должен победить конечность своего существования, должен «умереть», чтобы поставить смерть под сомнение и увидеть то, что находится за ее пределами. Ради чего? Кьеркегор отвечает: ради бесконечности, ради того, чтобы прийти к абсолютной трансцендентности, к Высшей Силе Творения, которая создала конечных существ. Наше современное понимание психодинамики подтверждает, что это движение очень логично: если вы признаете, что вы – существо, то достигаете одной очень важной вещи: теряете все свои бессознательные связи и опоры. Как мы видели в предыдущей главе – и это стоит повторить сейчас – каждый ребенок находит обоснование себя в некоторой силе, которая превосходит его. Обычно это комбинация его родителей, социальной группы и символов его общества и нации. Это бессознательная сеть поддержки, которая позволяет ему верить в себя, пока он функционирует под автоматической защитой делегированных ему полномочий. Ребенок, конечно, не признается в том, что живет заимствованными силами; это привело бы его к сомнению в безопасности собственных действий, той самой уверенности, которая ему нужна. Он отрицает свою тварность именно потому, что воображает, будто обладает надежной силой, и эта надежная сила была задействована, когда он несознательно опирается на людей и традиции общества. Как только вы разоблачаете основную слабость и пустоту человека, его беспомощность, вы вынуждены пересмотреть всю проблему опорных связей. Вы должны подумать о том, чтобы превратить их в настоящий источник творческой и созидательной силы. Именно в этот момент человек может начать постулировать тварность по отношению к Творцу, который является Первопричиной всех сотворенных вещей, а не по отношению ко вторичным, промежуточным творцам общества, родителям или одному из множества героев в пантеоне. Эти социальные и культурные прародители сами являются следствием чего-то большего. Они сами заключены в сети чьих-то высших над ними сил.

Как только человек начинает анализировать свое отношение к Высшей Силой, к бесконечностью и преобразовывать свои связи с окружающими в эту Высшую Силу, он открывает для себя горизонт неограниченной реальной свободы. Это послание Кьеркегора, кульминация всего его рассуждений о тупиках характера, идеале здоровья, школе тревоги, природе реальной возможности и свободы. Человек переживает все это, чтобы прийти к вере в то, что само человеческое творение имеет какое-то значение для Творца. Что, несмотря на свое истинное ничтожество, слабость, смерть, человеческое существование имеет значение в каком-то конечном смысле, потому что оно вписано в вечную и бесконечную схему вещей, созданную и поддерживаемую неким замыслом, какой-то творческой силой. Снова и снова во всех своих трудах Кьеркегор повторяет основную формулу веры: человек – это существо, которое ничего не может сделать, но оно существует рядом с живым Богом, для которого «все возможно».

Вся его главная идея теперь приобретает предельную ясность, как только краеугольный камень веры закладывается в основу его мысли. Мы можем понять, почему тревога «является возможностью свободы», потому что тревога разрушает «все конечные цели», и поэтому «человек, который образован возможностью, обучается в соответствии со своей бесконечностью»46. Возможность ведет в никуда, если она не ведет к вере. Это промежуточная стадия между культурной обусловленностью, ложью личности и раскрытием бесконечности, с которой можно эту веру связать. Но без прыжка в веру новая беспомощность, срывающая броню характера, держит человека в явном ужасе. Это означает, что человек живет без защиты, подвергается одиночеству и беспомощности, а также постоянной тревоге. По словам Кьеркегора:

Теперь ужас перед возможностью держит человека в когтях, пока не сможет передать его спасенным в