– Иди! – Голос отца прозвучал как сквозь вату.

Выбравшись на палубу, они увидели свет – яркий, ослепляющий, как солнце. Свет полыхал жаром, закручивая спиральками бледные волоски у нее на руках, превращая их в крохотные черные хлопья пепла. Отовсюду несся страшный рев огня, с треском пожирающего снасти. Самый страшный звук, который может разбудить облакоходов в ночи, скручивая в узел кишки и заставляя покрываться потом, – пожар.

Все небо в огне.

Воздушный шар был охвачен пламенем. Из прорех в парусине рывками выходил водород и, пронзенный разрядами молний, порождал вспышки пламени, которое, казалось, высасывало кислород прямо из легких. В спину им ударил жар погребального костра. Крики людей, топот ног по палубе, паника. Пламя шипело под потоками дождя, и вверх поднимались огромные клубы черного дыма, образовавшиеся от соединения огня и воды. Голова кружилась все сильнее, они снижались быстрее, чем под влиянием силы притяжения. Корабль падал.

Они падали.

Ее тащили вверх по лестнице на палубу рулевого, она чувствовала, как крепко держат ее за руки, и как со всех сторон давят на нее тела других людей. Вокруг трещали ломающиеся деревянные детали, у штурвала никого не было, и колесо свободно крутилось. Над всей этой вакханалией звуков раздался голос капитана Ямагаты.

– Масару-сан! Быстро!

Она почувствовала, как ее подхватили на руки и протащили сквозь металлический люк, звуки бури сменились унылым резонансным гулом. Пахло потом с примесью железа и меди. Юкико смахнула кровь и огляделась, пытаясь сфокусировать взгляд. Вокруг нее были потные тела, сгрудившиеся на спасательном плоту, закрепленном за кормой «Сына грома». Он был заполнен до отказа, и два облакохода изо всех сил пытались отшвартовать маленькую жукообразную гондолу от пылающего судна.

– Быстрее, быстрее, мы падаем!

– О, господь Идзанаги, спаси нас!

Слышались ругательства, звуки удара железа о железо. А потом она услышала его. Рев, вибрирующий от страха и ярости. Громче раската грома, прокатившегося электричеством по позвоночнику.

– О нет, – прошептала она.

Она повернулась к отцу, и из ее глаз закапала кровь.

– Отец, арашитора!

Лицо Масару потемнело. В его глазах не было и признака страха; он был недоволен потерей своей добычи. Он был охотником – прагматичным и холодным, как сталь. Он поднял глаза, когда зверь снова заревел, вытер сажу тыльной стороной ладони. Его кожа была влажной от пота, и на щеке остался длинный черный след.

– Невозможно, – он покачал головой, поворачиваясь от Юкико к Касуми. – Нет времени.

– О боги, вы только послушайте его, – выдохнул Акихито, прижавшись к дальней стене.

Крик был пронзительным, полным гнева, в нем дрожал страх и плескалось недоверие, что все может закончиться вот так. Они слышали, как он царапает когтями о металл, снова и снова кидаясь на железные прутья, обуреваемый безумным ужасом. Ярость. Алая. Бурлящая.

Наконец облакоходам удалось расцепить железную защелку, и спасательный плот швырнуло о борт. В открытую дверь хлынул дождь, нещадно поливая сбившихся в кучку людей, вспыхнула ослепительно-белая молния. Райдзин ликовал, глядя как распадается на куски «Сын грома», и пел свою триумфальную песнь под бой барабанов, эхом разлетавшийся по облакам.

Юкико чувствовала мысли грозового тигра, обуявший его ужас. Она представила его последние моменты: падает с неба, как горящая звезда, обугленные перья и мех, молит об ударе, который положит конец сжигающей его агонии. Она покачала головой.

Нет, так нельзя. Нельзя, чтобы он так погиб.

Масару почувствовал намерение дочери, потянулся к ней.

– Юкико, нет! Ты останешься здесь!

Слишком поздно. Она спрыгнула с плота, когда отпустили последнюю сцепку, удерживающую плот у борта корабля, и маленькое суденышко закружилось во тьме с хрупким металлическим звуком. Она услышала душераздирающий крик отца, тающий в реве бури, увидела, как вспыхивает в ореоле синего пламени плот, исчезая в ревущей мгле.

Споткнувшись на штурманской палубе, Юкико бросилась вниз по лестнице. От дыма слезились глаза, деревянный настил ходил под ней ходуном, как дикое животное. Она все еще плохо соображала после удара головой о стену каюты. Ветер дул рывками, обжигая адским жаром бушующего над головой пламени, от которого разлетались искры, дотлевая на рукавах уваги. Воздушный шар почти полностью сдулся, превратившись в почерневший каркас, освещенный изнутри пламенем – остов фонаря, освещающий праздник мертвых. Судно кренилось на израненный левый борт, двигатель правого борта все еще работал в полную силу. Из темноты на них надвигались острые скалы.

Юкико спускалась по лестнице, изо всех сил цепляясь за жизнь, когда корабль налетел на горную вершину и пропорол деревянное днище. На главной палубе она поскользнулась, снова споткнулась и, бросившись к клетке, ухватилась за брусья, чтобы не упасть. Арашитора был вне себя от страха и ярости, когда она потянулась к нему, полуживая от страха перед огнем. Тигр взревел, и в его реве звучал металл, а зрачки застыли в панике.

Успокойся. Я освобожу тебя.

ВЫПУСТИ. СКОРЕЕ. УЛЕТЕТЬ.

Потные от жара ладони скользили по засовам. Она изо всех сил пыталась отодвинуть их, но от страха у нее не хватало сил. В глаза текла кровь, застывая на ресницах. «Сын грома» накренился еще больше, и она старалась удержать равновесие на наклонившейся палубе, омываемой потоками дождя, словно водопадом. Прямо перед ними из темноты возникли горные пики, словно ощерившись в приветствии.

Наконец, последний засов сдался, и дверь распахнулась. Арашитора вырвался из клетки, когти заскребли по грязным доскам, на обрезанных крыльях слабо вспыхивали искры. Когда он двинулся по палубе, Юкико в отчаянии протянула руки и, ухватившись за промокшие перья, взобралась на плечи зверя. Дерево трещало, как рисовая бумага, под острыми, словно бритва, когтями, сухожилия и мускулы зверя туго натянулись, как железные тросы, и он взмахнул крыльями, задев борт пылающего неболёта.

Лети! Лети!

Пламя осталось позади, раздуваемое порывами ледяного ветра. «Сын грома» врезался в склон горы и ярко вспыхнул. Бочки с чи на носу раскололись, и топливо запылало, фейерверком разбрасывая искры на пиру Бога Идзанаги. Раздался громоподобный взрыв, и горящие обломки дерева разлетелись во влажной мгле. Огненными углями они падали вниз, оставляя за собой струи дыма, клубящиеся меж потоков дождя. Один из них – сине-белый – спускался вниз в зияющую тьму.

Арашитора взревел, колотя по воздуху изуродованными крыльями, и чуть не сбросил Юкико, которая вцепилась в гриву из перьев, крепко сжимая ногами тело зверя. В ней бушевали восторг и ужас. Она чувствовала, как напряжены мышцы зверя, как яростно он взмахивает крыльями, пытаясь подняться повыше. Острые пики скал мутными пятнами возникали из бушующего вокруг шторма, и потоки дождя, пузырясь, сбегали по камням. Зверь наконец расправил крылья во всю ширь и обогнул черные гранитные клыки, неуклюже скользя в ледяных порывах ветра. Он клонился то в одну, то в другую сторону в попытке удержать равновесие без помощи основных маховых перьев. Юкико почувствовала, как страх внутри него сменяется мрачной решимостью: он не сложит крылья и не упадет камнем вниз – он все преодолеет. И он зарычал в лицо смерти, целеустремленный и гордый, как король на шатающемся троне.