Сейчас происходило крушение всех ее надежд. Гертруда не могла с этим смириться и просто потеряла голову. В отчаянии она бросилась к машине, собираясь искать управу на солдат где-нибудь в селе, может быть, у старших русских командиров. Но старшина приказал свои бойцам вынуть ключ из замка зажигания.

Гертруда вышла за ворота и быстро, чуть не бегом, бросилась по направлению к центру села. На ее пути стояла кирха. Гертруда вспомнила, что у неё была мысль уговорить, подкупить священника, чтобы он задним числом оформил подложное венчание ее сына и Полины. Но тогда она не решилась. Узаконение брака чистокровного арийца с представительницей неполноценного славянского народа было равносильно самоубийству и ни один священник ни за какие деньги на это не пошёл бы. Но, может быть, сейчас, когда русские уже здесь, что-то изменилось? Она вбежала в церковь и быстро рассказав священнику, что у ее русской работницы будет ребёнок от ее сына, стала умолять его сделать запись о их венчании задним числом.

Священника уже не пугали гитлеровские порядки, но у него самого совсем недавно были подневольные лагерные работники и при церкви, и дома. Правда, они не были русскими, а только поляками, и он уже успел от них избавиться, вернув их в лагерь. Но не был уверен, что новые власти будут к нему лояльны и не припомнят ему его поведения в период прежнего правления.

Но свой отказ он мотивировал совсем иными доводами. Дескать, он не будет брать тяжкий грех на душу венчанием католика с безбожницей, каковыми являются все русские. И хотя ему грешно давать ей такие советы, но, может быть, ей поможет бургомистр, которого русские пока оставили на месте и который не ограничен церковными канонами.

Гертруда бросилась в ратушу к бургомистру. Ее не пускали. Оттолкнув секретаря, она ворвалась в кабинет.

— Русские забирают невесту моего сына, — на ходу бешено кричала она, — она беременна от него, он хочет на ней жениться, сделайте что-нибудь, верните ее. Зарегистрируйте брак задним числом, пока эти русские свиньи не увезли ее.

— Да, вы с ума сошли, фрау фон Краузе, — резко сказал бургомистр, вскакивая.

— Нет, нет, пусть продолжает, — сказал кто-то по-немецки, но не очень чисто, из менее освещённой части кабинета, на которую Гертруда при входе не обратила внимания. — Русским свиньям хотелось бы узнать, кого это они увозят и куда. Садитесь, фрау, расскажите.

Гертруда оглянулась на голос и весь ее пыл мгновенно погас. Там сидели трое военных в незнакомой ей форме. Она ещё никогда не видела старших советских офицеров, но сейчас поняла, что это именно они. Она бросилась назад из кабинета. Но один из офицеров встал и преградил ей путь.

У Гертруды была раньше мысль обратиться к русским офицерам, чтобы они прекратили своеволие солдат в ее дворе. Но теперь, после того ЧТО она только что выкрикнула в этом кабинете, понимала, что это бесполезно.

— Присядьте, фрау, — сказал один из офицеров и, выдвинув два стула из-под большого стола бургомистра, пождал, пока она сядет. Она не хотела садиться, но колени перестали ей подчиняться.

— Итак, кто вы? — спросил офицер, садясь напротив женщины.

Гертруда молчала. Она поняла, что сильно оплошала и сейчас думала, как бы ей выкрутиться, спустить все на тормозах. Упоминание о Полине здесь было невозможно.

— Это Гертруда фон Краузе, — ответил вместо женщины бургомистр, — у неё большая усадьба, скотоводческое хозяйство, на въезде в село.

— Используете труд лагерных заключённых? — спросил офицер Гертруду, стараясь поймать ее взгляд. Но она не поднимала головы.

— Да, она подавала заявления и военные давали ей людей в работники по хозяйству. — снова ответил за женщину бургомистр.

— Были русские? Мужчины, женщины?

— Да.

— Где они сейчас?

— Затрудняюсь ответить. Фрау фон Краузе, где сейчас ваши, — он замялся, подбирая деликатное для слуха русских определение, — несвободные работники?

Матильда молчала.

Офицер встал.

— Я думаю, — сказал он, обращаюсь к бургомистру, — нам надо проехать вместе в усадьбу госпожи фон Краузе и на месте все посмотреть и разобраться. Здесь мы вряд ли чего-то от неё добьёмся.

***

Во дворе, за только что сколоченным солдатами длинным столом, сидел старшина Василий Степанович и под стать ему, такой же пожилой, командир роты капитан Игнат Семёнович. Они осторожно беседовали с Полиной. Она уже немного успокоилась, но слезы постоянно набегали на ее глаза. Был уже конец марта, но беременность ее ещё была мало заметна. Однако старшина и комроты были уже отцами и дедами и сразу догадались что к чему. Они расспросили ее, и она честно сказала, что у неё будет ребёнок от сына хозяйки. Старуха, мать сына, не хочет ее отпускать.

— А сыночек-то где? — спросил старшина.

— Пропал без вести на русском фронте.

— Понятно, — сказал Игнат Семёнович. — А у неё есть другие дети, внуки?

— Нет, все погибли на войне, — ответила Полина. Она знала об этом от Нормана.

— Понятно, — повторил комроты. — Боится остаться в одиночестве, хочет обзавестись ребёночком от тебя.

— Ты его ждёшь? — помедлив, спросил Василий Степанович.

— Нет! — твёрдо ответила она.

— Обижал сильно?

Она помолчала, опустив голову, потом посмотрела каждому из них в глаза по очереди и сказала:

— Не обижал. Совсем. Потому и …, — она не поднимала головы.

Мужчины переглянулись. Они не ждали такого ответа. Но и не очень ему удивились, они знали жизнь, всю ее непредсказуемость. Они знали, что иной раз доброе слово невольнику может стать для него слаще глотка свободы. Они помолчали.

— А фрау эта? Как к тебе относилась?

— По-разному.

— Била?

— Нет, меня не била. Сначала только, по щекам.

— Смотри, какая честная дивчина, — поразились мужчины, снова посмотрев друг на друга и покачав в раздумье головами.

— Вот что, дочка, — сказал комроты, бывший до войны учителем, — твоё положение пока малозаметное. Не будем нигде о нем поминать, и ты держи рот на замке и здесь, и дома, когда доберёшься. Дома придумаешь, что сказать, ты ведь, похоже, только осенью разрешишься.

Василий Степанович согласно покивал головой.

В это время во двор въехала машина с офицерами, бургомистром и Гертрудой. Командиры поспешили ей навстречу.

Комроты, доложившись по форме, отозвал офицера в сторонку и кратно, но ёмко, изложил ему события сегодняшнего дня в этой усадьбе. В заключение сказал:

— Вы привезли эту фрау, не знаю, что она наговорила, но ради этой несчастной девчонки раздувать это дело было бы нежелательно. Она к ней претензий не имеет, просто хочет уйти от неё и вернуться домой. Никто пока не знает, что она понесла от немца. Так, и