– Я слышал о таком. УСО. Кажется, так его называют.

– Да, именно так он его назвал.

– Это британское ведомство, которое во время войны отправляло в Европу агентов для выполнения секретных заданий – диверсии и все такое. Чем Элеонора занималась в УСО?

– В канцелярии служила, по словам консула. Он мало что об этом знает. Сказал только, что по окончании войны архивы управления были переданы в Военное министерство в Вашингтоне. В общем, я так и не выяснила, кто эти девушки, и по-прежнему не знаю, кому можно вернуть ее фотографии.

– И что ты теперь намерена делать? – осведомился Марк.

– Не знаю, – удрученно произнесла Грейс. – Разве что дать объявление в «Таймс». – Как будто у нее на это есть деньги. Фрэнки как-то раз помещал объявление в газете, когда одна из его клиенток искала мужа, с которым ее разлучили во время войны. – А сейчас мне нужно бежать на работу. Я и так уже сильно опоздала. Да и у тебя, наверно, свои дела есть.

– Сегодня днем я должен быть в Вашингтоне, – подтвердил Марк. Оставив на барной стойке несколько монет, он последовал за Грейс из кафе. – Разбирательство по моему делу окончено.

– О, – выдохнула она, внезапно охваченная разочарованием.

Выйдя на улицу, они остановились и несколько секунд стояли в молчании: обоим явно не хотелось расставаться.

– Ты говоришь, по словам консула, эти архивы в Военном министерстве, – неожиданно произнес Марк. – У меня там, пожалуй, есть кое-какие связи. Я мог бы навести справки, если хочешь.

– Нет, – резко ответила Грейс. – То есть спасибо, конечно. Ты очень любезен. Но это моя проблема. Я и так отняла у тебя много времени.

– Или, – продолжал Марк с улыбкой, – ты могла бы приехать и сама этим заняться.

– Я? – Грейс ошеломленно уставилась на него. Для нее пребывание в Нью-Йорке после потери мужа уже было целым приключением. Но чтобы еще и в Вашингтон поехать… Нет, это была бы вообще непростительная блажь. – Нет, я не могу…

– Почему? – в лоб спросил Марк, словно бросая ей вызов. – В консульстве ты ничего не добилась. Здесь тебе больше ничего не удастся выяснить. В противном случае фотографии так и будут лежать у тебя угнетающим грузом. Почему ты не хочешь рискнуть? А вдруг нам удастся что-то узнать.

Нам. Грейс поморщилась.

– Зачем тебе это? – спросила она.

– Может, мне тоже любопытно. Или, возможно, я просто не хочу расставаться с тобой, – выпалил он. Грейс была удивлена. Прежде она несколько раз общалась с Марком, и он ей нравился, главным образом потому, что он нравился Тому, а для нее этого было вполне достаточно. Равно как и ночи, проведенной в его объятиях, в которые ее толкнули одиночество и солидная порция спиртного. Но теперь Марк намекал, что их мимолетная связь значит для него нечто больше, чем она могла представить.

Грейс отдернула руку.

– Та меня совсем не знаешь.

– И я хотел бы это исправить, – сказал Марк. – Приезжай как-нибудь в Вашингтон. Тебе же интересно узнать про Элеонору и девушек?

– Да, конечно. – Грейс не планировала мчаться в Вашингтон первым же поездом ради каких-то безумных поисков. Перед ней стояла другая задача: понять, должна она остаться в Нью-Йорке или вернуться домой и там решить, как ей жить дальше.

– Ну что, едешь? – Он пронизывал ее уговаривающим взглядом.

Грейс хотелось сбежать от него, от девушек, от всей этой абсурдной ситуации. Но еще больше ей хотелось получить ответы.

– Когда?

– Сегодня.

– Мне надо на работу.

– Тогда завтра. Возьми выходной или отгул, если есть, или скажи, что заболела. Всего на один день. Зато выяснишь все, что тебя интересует. – Не дожидаясь от нее ответа, Марк продолжал: – Давай сделаем так: ты улаживаешь здесь свои дела, ставишь в известность босса. Я сегодня возвращаюсь на двухчасовом поезде. Но завтра утром тоже есть поезд – в семь. Садись на него. Я буду ждать на платформе Юнион-Стейшн. Надеюсь, приедешь. – Он приподнял шляпу. – До встречи. – Марк говорил так, будто она уже ответила согласием и их завтрашняя встреча – дело решенное.

Грейс смотрела, как он удаляется широким шагом, и ее начинали терзать сомнения. Расставание с ним не должно ее расстраивать. Напротив, она должна радоваться, ведь с его уходом она может забыть про совершенную глупость и снова попытаться наладить свою жизнь здесь. Новая встреча с Марком была бы ошибкой, а встреча в Вашингтоне – ошибкой вдвойне.

Именно поэтому она примет его предложение.

Франция, 1944 г.

Предрассветную тишь нарушило шуршание за стенами сарая. Изнуренная Мари мгновенно встрепенулась, резко села и выпрямила спину. Душа от страха ушла в пятки. Кости ныли оттого, что всю ночь она просидела в холоде на жестком сыром земляном полу, привалившись к грубой деревянной стене. Сзади на платье расплывалось мокрое пятно от влаги, сочившейся из земли.

Шум повторился. Звуки были похожи на те, что производил олень, наведывавшийся к ним в сад близ Конкарно, где они с матерью отдыхали каждое лето. Но это был не олень. Поступь более тяжелая, под ногами трещат сучья. Мари вскочила с пола, думая, что за дверью притаился немец. Она пыталась вспомнить, как их учили действовать в таких случаях. Тело покрылось гусиной кожей.

Но ключ в замке повернулся, и дверь отворилась. В проеме появился тот самый рослый злой тип, который привел ее в сарай накануне вечером. Мари разгладила на себе юбку. Ей было ужасно стыдно, что из угла, где она попыталась аккуратно справить нужду, теперь несется вонь испражнений. Конечно, она предпочла бы сходить в туалет в другом месте, но выбирать не приходилось, поскольку дверь была заперта, а уборной сарай оборудован не был.

Ее провожатый не произнес ни слова – просто жестом велел ей следовать за ним. Мари повиновалась, на ходу собирая в низкий узел свои белокурые волосы. Во рту стоял кислый привкус, в животе урчало от голода. Небо на востоке розовело, воздух был сырой и влажный. Поскольку в сарай ее привели посреди ночи, значит, просидела она там всего несколько часов, рассудила Мари. Но из-за того, что она томилась ожиданием и переживала, вернется ли он за ней, когда вернется, как ей быть, если он не появится, ей показалось, что времени прошло гораздо больше.

Теперь она увидела, что сарай утопал в лощине за тополями. Они стали взбираться на холм.

– Ну как – пережили ночь? – спросил мужчина по-английски, так тихо, что она едва его расслышала.

– Да. Но не благодаря вам, – громко добавила Мари, выплескивая свое раздражение: уж очень она зла была на него за хамское обхождение.

Он резко повернулся, больно схватил ее за запястье и тихо скомандовал сиплым голосом:

– Не ори!

– Не трогайте меня! – Мари попыталась высвободить руку, но он держал ее крепко, будто клещами.