веру отцов и более других старались внедрить ее в своих детей — девочку Мариам и мальчика Аарона. Время это было тяжелое для всего народа. Египетская политика угнетения достигла высшего своего развития. Деспотизм фараонов изыскивал все новые и новые средства для того, чтобы задержать рост молодого народа и сломить его нравственную силу, и не останавливался перед бесчеловечием.

Издан был даже кровожадный указ об умерщвлении новорожденных мальчиков, и когда этот указ стал приводиться в исполнение, у Амрама родился второй сын, принеся вместо семейной радости страшное семейное горе. Мальчик был необыкновенно красив, и несчастная мать в течение трех месяцев скрывала его от кровожадных взоров фараоновых слуг. Но скрывать долее было невозможно, и она решилась на отчаянный шаг. Она сделала из тростника корзинку, обмазала ее асфальтом и смолой, чтобы она не пропускала воду, и, положив в нее малютку, с молитвами и слезами опустила драгоценную корзинку в один из каналов Нила, поросших тростником, поручая ее Провидению и легкому надзору двенадцатилетней девочки, сестры бедного мальчика. Папирусный тростник, находимый теперь только гораздо южнее по берегам Белого Нила, в то время рос и по всем широким каналам северной Дельты, где жили израильтяне и где находились в ново-построенных городах летние резиденции двора фараонова. Своей листвой тростник мог защищать мальчика от палящих лучей солнца, а вместе с тем, прикрывая реку, представлял удобное место, где придворные дамы могли купаться без ущерба для женской стыдливости. Все эти обстоятельства послужили орудиями высшего промышления Божия. В это самое время вышла купаться дочь фараона и нашла в тростнике корзинку с плачущим младенцем. Доброе сердце княжны сжалось от боли при виде несчастной участи брошенного ребенка. Она поняла, что это невинная жертва жестокого указа ее отца по отношению к израильтянам, и, надеясь на силу отцовской любви к себе, решилась спасти его и даже усыновить. Она взяла кормилицу из израильтянок, которой оказалась мать ребенка Иохаведа, и таким образом Промысл Божий направил житейскую корзинку ребенка к историческому величию и всемирной славе. Когда младенец подрос, княжна взяла его к себе во дворец, официально усыновила его и дала ему имя Моисей, «потому что, — говорила она, — я из воды вынула его».

Библейское повествование не сообщает никаких подробностей из ранней жизни Моисея при фараоновом дворе, и есть лишь слабые указания в преданиях. Так, Иосиф Флавий рассказывает, что он даже в три года был удивительно высок ростом, так что, когда он проходил, все невольно останавливались посмотреть на него. Известие о красоте его подтверждается позднейшим библейским свидетельством, что он был «прекрасен пред Богом» (Деян. VII, 20). Вместе с тем он был «научен всей мудрости египетской», т. е. получил высшее образование, какое только доступно было жрецам и высшим классам страны, державшим все научные и высокие религиозные познания в секрете от народа, и вообще «был силен в словах и делах» (Деян. VII, 22).

Несмотря на свою принадлежность к царскому дому, Моисей не постоянно находился в близком отношении с членами царской семьи. Время образования его в знаменитой школе «египетской мудрости» при храме Илиопольском, если только он учился там, и периодически совершавшиеся переезды двора в отдаленные Фивы надолго и часто отделяли его от семьи фараоновой. Но более всего отчуждало его от этого двора его глубокое сочувствие к своему страждущему народу. Из роскошных палат фараонова дворца ему еще больнее было смотреть на то унижение и рабство, в котором находился единокровный ему народ, и явственнее слышался стон его братьев. При виде бедствий своего народа ему противным делался блеск раззолоченных дворцов, и он уходил в убогую хижину своих родителей, чтобы утишить бурю своего возмущенного духа. Он «лучше захотел страдать с народом Божиим, нежели иметь временное, греховное наслаждение», и потому даже «отказался называться сыном дочери фараоновой» (Евр. XI, 25, 24). Но среди самого народа он еще ближе увидел его страдания, и однажды в порыве негодования он убил египетского надзирателя, который жестоко наказывал израильтянина-рабочего, и зарыл его в песке, стараясь скрыть следы своего невольного человекоубийства. Молва, однако же, успела распространиться об этом, и Моисею грозила смертная казнь, назначавшаяся египетскими законами за человекоубийство. Вследствие этого он должен был бежать из страны.

Чтобы удобнее скрыться от преследований фараоновых сыщиков, Моисей, по всей вероятности, направился на Пелузий или какой-нибудь другой пограничный город на линии великой укрепленной стены и через него проник в пустыню. Выйдя за пределы страны, он направился в южную часть Синайского полуострова, представляющего собой гористый треугольник более 200 верст по направлению от севера к югу. Северная часть полуострова занята была амалекитянами, а южная мадианитянами, ведущими свое происхождение от Авраама, через Хеттуру. Связь общего происхождения давала ему уверенность в дружественном приеме, а также, быть может, возбуждала надежду на возможность союза против египтян в случае, если бы израильтяне попытались освободиться от рабства. Достигнув главного становища племени, которое обыкновенно находилось около какого-нибудь известного колодезя или родника, он сразу встретил дружественный прием со стороны главы племени, дочерям которого, с патриархальной простотой пасшим его стадо, он оказал любезность и помощь. Простота обстановки, в которой он теперь оказался, дышала патриархальностью и свободой. Хозяин его был и шейхом и эмиром своего племени, т. е. его гражданским и религиозным главой, носившим вследствие этого два имени Иофора и Рагуила, соответственно той и другой должности. «Моисею понравилось жить» здесь, и он женился на одной из семи дочерей Иофора — Сепфоре. Но имя, данное им своему первому сыну от этого брака, показывало, что его думы были на берегах Нила, его сердце там, среди своего угнетенного и стонущего народа. Он назвал своего сына Гирсамом, «потому что, — говорил он, — я стал пришельцем в чужой земле». И только второй сын наименован был в память спасения Моисея из Египта, Елиезером, «потому что, — говорил он, — Бог отца моего был мне помощником и избавил меня от меча фараона».

Страна, в которой Моисею пришлось провести много лет, именно гористый полуостров Синая, был особенно пригоден для того, чтобы своей заключенностью скрывать его от внешнего мира, а вместе с тем своей дикой пустынностью настраивать его на возвышенные мысли и подготовлять к предстоявшему ему великому служению. У его северных пределов тянется белый известняк. К югу идут холмы песчаника, обыкновенно средней высоты, но поражающие удивительным разнообразием и блеском цвета вместе с причудливостью очертаний. Но холмы скоро уступают место горам Синая, которые наполняют южный конец полуострова, представляя массы первобытных скал, поднимающихся в своих вершинах на 9000 футов над поверхностью моря.