Группа закончила выступление кавер-версией песни Вэнса Джоя[23], которая была очень популярна пару лет назад. В их версии в отличие от оригинала было немного больше транса, и мелодичный, имеющий широкий диапазон голос Лу прекрасно подходил этой песне. Она пела строчку о девушке, бегущей вниз к большим волнам. Ван Ыок откинулась на траву и погрузилась в эту песню, став той девушкой, которая вдохновляла на строки в красивых песнях.

Так же, как Билли был реальным мальчишкой из фантазий, солист той группы был знаменитостью из ее фантазий. Ей совсем не нравился официальный клип на эту песню с шаблонной женщиной-жертвой с размазанным макияжем, но зато она пересматривала живую версию на YouTube до тех пор, пока не выучила наизусть. Она знала, где бутылки с водой, где маленькая пушистая обезьянка и где портрет Ника Кейва[24], нарисованный Говардом Аркли[25].

Она представляла себя в этом студенческом доме – не важно, был ли он настоящим или постановочным, главное, что он был настоящим для нее. Она тусовалась в той комнате на дымных вечеринках с хорошей громкой музыкой, из-за которой соседи кричали на них через забор, и волшебными огоньками, свисающими со стен, которые через открытые окна сливались с нанизанными на небо звездами, а люди казались беззаботными, ни о чем не тревожились, пили дешевое вино и целовались в темных коридорах.

Ей нравился голос Вэнса Джоя. От него у нее по коже пробегали мурашки. Она даже собиралась когда-нибудь сходить на их живое выступление. А пока решила наслаждаться теми вечеринками – как художница, она прекрасно туда вписывалась – в той комнате, что была в ее воображении.

Она все еще пребывала в блаженном полузабытьи, когда Билли поднялся на ноги, потянулся и сказал:

– В субботу, после гонки, у меня вечеринка. Все друзья Ван Ыок, добро пожаловать… и все такое. – Он смотрел на Сибиллу и Майкла.

Ван Ыок взяла его протянутую руку и встала.

– Только Холли, наверное, тоже придет… – глядя на Сибиллу, добавил он.

– Кто? – ледяным голосом переспросила та.

– Приходи, если хочешь. Вам же удается избегать друг друга в школе, получится и у меня.

– Ты ведь тоже придешь, да? – спросил Билли у Ван Ыок. – Я понял, что с гонкой не получится, но ведь ты же не работаешь поздними вечерами, верно?

– Я не знаю, отпустят ли меня.

– Я приду, – грозно глядя Билли в глаза, сказала Сибилла. – Если Ван Ыок пойдет, я буду неподалеку.

– Хорошо, – произнес парень, явно не понимая, чем заслужил суровые взгляды Сиб.

Было очень мило, что Сибилла готова защищать ее на вечеринке Билли, особенно если учесть, что они могли столкнуться там с бывшей подругой Сибиллы, а теперь последним человеком на земле, Холли.

– Что бы ни случилось, я буду наблюдать, – добавила Сибилла.

– Круто, – ответил Билли, по-прежнему не понимая ее напористости.

Зазвенел звонок, сообщающий о конце перерыва на ланч.

– После последнего урока встречаемся в общей комнате, – прошептал Билли на ухо Ван Ыок, и она даже вздрогнула от удовольствия.

Урок алгебры, казалось, продолжался целую неделю. Ван Ыок заскочила в женский туалет, смежный с блоком шкафчиков, быстро посмотрелась в зеркало, а потом отправилась в общую комнату. Она пришла за несколько секунд до Билли и с облегчением выдохнула, увидев нескольких задержавшихся учеников, которые собирали оставленные здесь ранее вещи или убивали время, ожидая, когда за ними приедут.

Билли вошел и разогнал их.

– Все, ребята, спасибо, что пришли, увидимся завтра – шоу закончилось, комната занята.

Ван Ыок ошарашенно наблюдала за происходящим. Никто не возражал и не обижался; они подчинились альфе, который делал то, что умел лучше всего: добивался желаемого. Руководил.

Она узнала тетрадку Майкла, застрявшую между двумя подушками на обитом вельветом диване, и подняла ее. Он был очень рассеянным и постоянно забывал везде свои вещи.

Когда все ушли, она ждала, вдруг Билли повернется к ней и обнимает и все будет как в кино – фокус размыт, оркестр играет нарастающую мелодию.

Но на уме у него было кое-что другое.

– Фотоаппарат с тобой?

Он всегда был у нее с собой, и это было одной из причин, почему ее рюкзак все время такой тяжелый. Пока Ван Ыок вытаскивала камеру, Билли показывал ей фотографии на своем мобильном телефоне.

Это были экраны видеонаблюдения в офисе охранников. Их было всего четыре, и на них попеременно возникали изображения с разных камер, расположенных в разных частях школы. Два экрана для внутреннего наблюдения, два экрана для наружного.

– Мы с тобой снимем эту комнату вот с того угла, – он показал ей фотографию с общей комнатой на одном из мониторов, – потом распечатаем и повесим вот сюда, перед камерой.

– Как будто в общей комнате никого нет?

– Да, хватит им уже следить за нами, вернем себе свободу.

Ван Ыок не смогла удержаться от улыбки.

– Я не могу. Если нас поймают, то у меня будут большие проблемы. Ученики на стипендии всегда должны демонстрировать образцовое поведение.

– Я возьму всю вину на себя.

И вот тут Билли поцеловал ее. Прямо сейчас, когда она была совершенно не готова к этому и уязвима, он наклонился и нежно поцеловал ее, и это было как вопрос, который она уже долгое время хотела услышать. Ван Ыок приоткрыла для него свои губы, коснулась рукой его щеки и подумала, как теперь переживет хотя бы день без поцелуя Билли.

Он оторвался от нее, все еще держа ее за руки выше локтей, сделал глубокий вдох и судорожно выдохнул. А потом наклонился и прижался лбом к ее лбу.

– Вау. Вообще-то я не собирался делать это до субботнего вечера, – признался Билли.

– У тебя был план поцелуев? – задыхаясь, спросила Ван Ыок, удивленная тем, что все еще могла говорить, хотя ее мир только что перевернулся.

– Конечно. Это единственная причина, по которой я попросил родителей разрешить мне пригласить народ в субботу.

– Я все еще не уверена, что смогу прийти… – сказала Ван Ыок, проваливаясь в пропасть между тем, что считают приемлемым поведением его родители, а что – ее.

Она уже заранее ощущала себя усталой и разбитой, предчувствуя поиски изощренных аргументов и полуправды, которые ей, возможно, придется применить, чтобы уговорами или обманом получить у родителей разрешение хотя бы раз сходить на вечеринку.