Я взвешивала «да» и «нет». Я колебалась, металась, корчилась от внутренней боли. Вызывала воспоминания и смотрела в ночь сухими воспалёнными глазами.

Под рукой урчал большой чёрный кот. Я зарывалась пальцами в его густой подшерсток и думала. А мысли, как стеклянные шарики, отскакивали от меня, оставляя болезненные вмятины.

Наверное, я слишком близко подобралась. Не нужно было этого делать. Чтобы стрелять, обязательно нужно расстояние. А выстрел в упор, когда цель на расстоянии дула пистолета, – это не то. Это эмоции, от которых нужно бы избавиться.

Смогу ли? Поможет ли мне дистанцирование? Я не знала. Но сон не шёл. Усталый мозг пока не находил выход. Но вправе ли я жить прошлым? Могу ли я карать, не зная, что же на самом деле тогда произошло?

Может, именно об этом меня предупреждал Влад, когда учил не доверять, не привязываться к людям, чтобы потом не мучиться, не отрывать их с корнями, которые проросли не просто рядом, а опутали невидимой корневой системой душу, сердце, разум?..

Чертяка ткнулся мокрым носом в мою ладонь.

– Да. Ты прав. Нужно спать, – мой голос звучал тонко и с надрывом, но я послушно закрыла глаза и посчитала до ста. Потом ещё. На каком-то триста с чем-то счёте я уснула.

Во сне ко мне явился Стефан Нейман. Стоял в отдалении, скрестив руки на груди. А потом оказался близко. Так близко, что в глаза не посмотришь. Я чувствовала его губы на своих губах. Пила дыхание. Я хотела его поцелуев и не смогла даже во сне оттолкнуть.

Он не отталкивался. Я видела его корни, что влезали в меня. Я не хотела их вырывать. Может, потому, что и мои опутали его, оплели, пробив грудную клетку насквозь… Это я тоже видела и почему-то улыбалась. Кажется, даже радовалась. Впервые за много лет радовалась, что, не убив Неймана, сумела его привязать. Он теперь никуда не денется. Мой. И когда я вырву свои корни, он погибнет сам, истечёт кровью, не сможет дышать.

Однажды. В тот миг, когда я уйду.

Просыпалась я трудно. Глаза не открывались, голова тяжёлая, будто после крутой пьянки. У меня всего одна такая была – больше я не хотела повторять нелицеприятный сомнительный «подвиг». Вина я вчера не пила, а ощущения наутро были похожими.

Хотелось спрятаться с головой под одеялом и спать, но я заставила себя подняться. Тильда ждёт меня на завтрак. И сегодня я наконец-то вырвусь хоть ненадолго из неймановской крепости. Это немного будоражило.

Контрастный душ, мои любимые джинсы. Право слово, я смешно буду смотреться в платье, когда сяду за руль автомобиля. Какой он будет? Навороченная иномарка или унылая, потрёпанная годами отечественная лошадка?..

В душе – ликование. Я проснулась, голова проветрилась, в груди поселился метроном, что отщёлкивал время.

Я лгала. Хотя бы потому, что умела водить машину. Не так, чтобы очень, но, если надо, худо-бедно смогу проехаться по улицам города, даже такого большого, как столица. Особенно, если это будет не час-пик.

– Не скучай без меня, ладно? – разговариваю я с Тильдой. Это уже привычка: она молчит, а я произношу какие-то мысли вслух.

Сегодня она загадочная, как ночь: вся в чёрном, но этот цвет идёт ей. Не траурный, а притягательно-ёмкий. Белые волосы контрастируют, на губах – намёк на улыбку, будто Тильда что-то знает, но никому не скажет, потому что добровольно немая.

– Я вернусь, и, если захочешь, погуляем. Уже пахнет морозом, представляешь? – осекаюсь, замирая.

Проговорилась. Никто не знает, что мы с Нейманом вчера ходили на крышу. И, наверное, это то, чем я делиться не хочу. Наша с ним тайна.

Мне почему-то кажется: он не хочет, чтобы другие люди догадывались о его увлечениях, всплесках страстей. Хотя Мотя наверняка знает о нём очень много. И о телескопе – тоже. Но если нет, то пусть лучше эти знания идут не от меня.

Мотя на своей волне. Кивает, но я вижу: в её голове крутятся шарики, далёкие от меня и этой комнаты. Мы обе не договариваем что-то. Я по особой причине, Мотя – по своим личным соображениям. Не мне её винить и кидаться камнями. МЫ друг друга стоим.

А ещё… ночью пришло на ум. Тильда, как и баба Поля, потеряла детей. Нет, я не искала замену, но никак не могла отделаться от мысли, что они чем-то похожи, их что-то объединяет.

Да, они разные. И миры их прошли параллельно, не пересеклись ни в одной точке, но вот она я – звено, что соединило то и это. И может, так надо? Ведь ничего не происходит просто так? Я хотела об этом подумать, но позже, когда успокоюсь, утрясу свои эмоции и ощущения.

Я боялась привыкать. По большому счёту, не нужно никого пускать в себя. Слишком это больно. Потому что однажды придётся расставаться. Или огорчать. Я не готова.

И то, что случилось потом, тоже стало для меня сюрпризом.

Меня ждала машина и седой водитель – молчаливый, с резкими чертами лица.

– Георгий Павлович, – представился он, открывая для меня дверцу.

– Ника, – сказала я и поймала его сухой кивок. Знает.

– А я Антон, – раздался за спиной мужской голос, и я вздрогнула от неожиданности. – Буду вас сопровождать.

Это не обсуждалось. Охрана? Для меня? Даже смешно. Или просто соглядатай, чтобы я не сбежала или не наделала глупостей? Вопросов я не задавала. Понимала: это приказ Неймана, а его приказы не обсуждаются.

Ехали мы молча. Я не знала, о чём говорить. Меня угнетало суровое, словно вырезанное, лицо водителя. Нервировал Антон, что сидел сзади. Я его даже рассмотреть толком не смогла. Большой – единственное, что не прошло мимо моего внимания. Шкаф под два метра.

А позже я успокоилась. Такова сейчас моя реальность. Они не виноваты, что их ко мне приставили. Я не виновата, что хочу хоть какое-то подобие нормальной жизни: выходить из дома, водить машину, улыбаться прохожим. Какая разница, кто находится со мной рядом? Это декорации спектакля, поставленного Нейманом. Главный режиссёр пытается засунуть меня в свой слишком взрослый фильм, а я… не буду слишком остро это воспринимать.

Конечно же, я не ждала, что обучение позволит мне находиться среди людей, заводить новые знакомства. Нейман чётко дал понять: это будут индивидуальные занятия. Но всё же в глубине души я рвалась побыть в толпе. Осознанное одиночество и невольная изоляция оказалось не одно и то же. И я это ощутила сполна.

Инструктор напоминал козла – старого, с бородкой клинышком, умными карими глазами, узловатыми пальцами и нестираемой кривой улыбкой на губах.

Не знаю, что он думал, глядя на меня. Видимо, у него два плюс два не сходилось. Он оценивал меня взглядом. Судя по прищуру, он знал толк в богатеньких клиентах. Я в своих демократичных шмотках не от брендов сбивала ему прицел.

– Вилен Гаврилович, – кивнул он, как гусар и прошёлся ещё раз по моей фигуре.

Инструктор этот почти дед был толковым, но мне не нравились его взгляды. Ничего лишнего он не позволял, однако никто не запрещал ему пялиться и кривить губы. Я попыталась его не разочаровать и строила из себя дурочку. Пусть радуется. Это была моя игра. От скуки.