Он ничего не говорит. Не кивает. А девушка, ещё раз проведя ладонью по его плечу, уходит. Стучат её каблучки. Светлые волосы мягко колышутся, как и её бёдра.

Таким девушкам смотрят вслед. На таких девушек засматриваются, но не смеют подходить. У неё на лбу написано: не для вас. Руками не трогать. Редкий экспонат. Эксклюзивная раритетная вещь.

И я смотрю. А Нейман – нет.

Она не спросила, кто я. Знает? Или не любопытна? Или ей совершенно всё равно? Но по тому, как она меня разглядывала, ей не безразлично, с кем её драгоценный Нейман обедает. Но то, что она не устроила истерики, не стала скандалить, только ей в плюс. Наверное, Нейман ценит такое.

А я давлю в себе дикое, неконтролируемое желание закидать его вопросами. Может, это было бы и уместно, будь мы равны. Но нищенка с улицы вряд ли имеет право спрашивать, и поэтому я молчу, заставив себя опустить глаза, как только Ольга скрывается из виду.

– Ешь, Ника, – раздаётся над головой голос Неймана.

Я делаю попытку запихнуть в себя хоть что-то, но это плохая затея.

– Спасибо. Всё было очень вкусно, – поднимаю я на него глаза. Пытаюсь быть такой же – отстранённо-равнодушной, но не уверена, что у меня получается.

– Десерт? – его внимательные глаза следят за мной.

– Нет, спасибо, – пытаюсь я улыбнуться.

– Тогда я прикажу, чтобы тебя отвезли домой.

Нейман поднимается, и мне становится стыдно: он голоден, мы только-только приступили ко второму блюду, но неудовольствия не выказывает.

Вежливый. Холодный. Помогает мне одеться. Провожает до двери. Отдаёт распоряжения.

Купленные мной вещи перекочёвывают из одной машины в другую. Я снова сажусь впереди. Я уезжаю, а он остаётся.

Есть о чём подумать, но мысли так перепутались, что не найти ни начала, ни конца ускользающих нитей, не желающих соединяться в единую картину.

Остаток дня я провожу, как в тумане. Настроение испорчено. Пакеты с новой одеждой остаются валяться кучей, как ненужный хлам.

Я не знаю, куда себя деть, а поэтому утаскиваю Тильду на улицу. Мне нужен слушатель. Хотя я точно знаю: ни за что не стану обсуждать с ней ни поход в магазин, ни обед в ресторане, ни встречу с Ольгой.

– Я умею водить машину, – зачем-то признаюсь ей. – Плохо, но умею.

Мы снова в оранжерее. Сегодня – с кофе в термосе и бутербродами. А ещё – пирожными – крохотными, во рту тают. Это Лия расстаралась. Она молодец. Жаль только, что характер у неё мерзкий. А может, это только ко мне она испытывает неприязнь, а с другими – нормальная.

Я не в претензии. Умею вызывать в людях неправильные чувства: Лия меня невзлюбила и Дан, например. Кстати, пропал. Это Нейман его сослал куда-то?

– Стефан тебя обидел? – спрашивает прозорливая Мотя.

– Нет, – болтаю я ногой, попивая кофе. Это правда. Обид быть не может. – Наоборот, порадовал. Позволил купить вещи, которые понравились мне.

– Он добрый, Стефан, – жмурит Мотя глаза, как кошка. – Просто не показывает. Глубоко внутри у него всё. Достучаться трудно.

– Он всегда такой? – пытаюсь исподволь выпытать. А Моте только дай поговорить о любимце – ведётся.

– Нет, наверное. Но мне Стефан угрюмым подростком достался. Сложно оттаивал. Может, так и не отошёл до конца. Жестокий мир бизнеса, Ника. Тяжело терять родителей. А мать у него, считай, на руках умерла. Я ему сто раз говорила: оставь, забудь, иди дальше. А он упёрся. Всё хотел найти заказчиков.

И снова у меня сердце как не выскочит. Я даже чашку отставляю, чтобы Тильда не заметила, как трясутся у меня руки. Слишком похоже. Как будто под копирку сценарий. Его судьба и моя. Может, они связаны куда прочнее, чем я думаю?

– Нашёл? – спрашиваю и чувствую, как срывается голос.

Мотя замирает. Смотрит в пустоту. Чуть вздрагивают губы. Она не отвечает. И голова у неё не барометр: не кивает положительно, не качается отрицательно. Ни единого шанса, что она ответит. И от этого становится ещё страшнее.

Этим вечером Нейман не вернулся, и мы ужинали с Мотей в одиночестве на двоих. Он не явился и к ночи. Он вообще не пришёл.

Видимо, уверенное Ольгино «увидимся» всё же было обоснованным. А я чувствовала горечь, которой, по идее, чувствовать не должна была.

– Молодец, – скупо похвалил меня Вилен.

Мы немного притёрлись друг к другу. Он больше не смотрит на меня с прищуром, не меряет взглядом, а я перестала изображать идиотку. Перехотелось. Надев платье, я словно перекусила мешающую мне преграду.

Нейман прав: я могу быть другой, и ничто сейчас не мешает сделать это. Пошла другая точка отсчёта. Если я бабочка, то должна стать ею, а не сидеть в шкурке червяка. У меня появились другие мечты, помимо убийства.

После Мотиных откровений я вообще теперь не знала, хочу ли убивать Неймана. Жизнь перестала казаться мне чёрно-белой картинкой, где всё построено на контрастах. Я наконец-то начинала чувствовать запахи, замечать другие краски.

Впервые за долгое время у меня появились какие-то простые желания. Не было нужды прятаться, скрываться, думать об одном и том же. И оказалось, что мир велик. Более того: готов принять меня в свои объятья.

Я снова сходила в салон. Посетила несколько магазинов. Купила другое бельё и несколько повседневных платьев. Нет, не отказалась от джинсов, но и платья мне понравилось носить тоже. Чувствовать себя девушкой. Видеть, как и мне оборачиваются вслед. Я помнила, как это бывает. Но раньше стремилась свести эти взгляды на «нет».

Я не хотела влюбляться, переживать душевные катаклизмы, страдать из-за парня. Я смело пропустила этот период. У меня уже был мужчина, к которому я испытывала чересчур сильные чувства. Правда, со знаком минус, но это ничего не меняло.

Наличие свободного времени позволило мне сделать нужные шаги. Как назад – в воспоминания, так и вперёд – к чему-то пока непонятному, но новому. Я вдруг поняла, что после смерти Влада, а потом бабушки, я застыла в какой-то одной точке, ходила по кругу и самые яркие мои эмоции – это ненависть. То, от чего меня когда-то предостерегала бабушка.

Я шла к разрушению себя, но поняла это только сейчас, когда смогла хоть немного разобраться в собственных мыслях и чувствах. Остро хотелось просто жить и не оглядываться назад, поэтому я повисла на оборванном канате: ещё не настало время отпустить прошлое, но уже хотелось идти в неизвестное будущее. Без страховки. Зная, что измочаленная верёвка под ногами может в любой момент оборваться. Но лучше так, чем стоять и ждать. У меня был шанс проскочить опасное место и приобрести прочную почву под ногами. Кажется, я этого хотела.

У меня были деньги. Много денег для меня одной. Правда, до них нужно было добраться, но это мелочь по сравнению со всем остальным. Я по-прежнему оставалась пленницей Неймана и понимала, что пока не могу вырваться, но активно подумывала о побеге. Не знала лишь: готова ли бросить всё, как есть, скрыться и начать новую жизнь. Или всё же стоит довести начатое до конца. Идея снова взять в руки оружие уже не казалась мне такой прекрасной идеей, как раньше. Кажется, я даже этого боялась.