Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Недаром государь ещё с осени предпринимал беспрецедентные меры для сохранения тайны своих приготовлений. И полки секретно собирались в условленных городах, и по Дону, от Воронежа, уже готова спуститься вниз по течению изрядная флотилия. Ему останется лишь спешной эстафетой самому явиться на место, где к тому времени всё будет готово к самым решительным действиям. Герои Полтавы получат возможность проявить себя снова.
Петру Алексеевичу предоставлялся отменный шанс одним ударом раз и навсегда покончить с набегами, которые не первый век обескровливали Русь. А Ахмед… Он, как и Рёншельт под Полтавой, не верит, что русские выйдут из-под защиты своих укреплений для открытого встречного боя. И, как и Рёншельт, просчитается.
Поймать бы сперва вражину, что в Петербурге наследила… На то здесь Юрий останется. Антошка Девиер как новоназначенный генерал-полицмейстер станет мелочь всякую ловить да к порядку обывателей призывать, а этот егерь розыск по тяжким преступлениям будет учинять. Глядишь, вместе чего-то и добьются.
А Дарья… На сей раз она точно останется в Петербурге. Нечего ей делать в степях, где татары шастают. Гарнизоном станет командовать Аникита Репнин — ему тоже в степи не место, там понадобятся решительные и дерзкие генералы, а он ни тот, ни другой. А коли нужда настанет, так Дарьюшка сразу припомнит, что она Черкасова. Однажды едва во главе войска не встала, уломав даже Апраксина, и второй раз сделает то же самое, задвинув Аникиту в сторону. Но покуда такой нужды не предвидится, и слава Богу.
…Если бы кто-то сейчас вошёл в скупо обставленный кабинет, то застал бы государя на коленях перед иконами. Он молился — истово, страстно. Ни о чём не просил, только благодарил Всевышнего за неслыханную милость, оказанную ему, недостойному. За верных друзей, за любовь, за саму возможность знать, что д о лжно делать, а чего не д о лжно. И всей душой ощущал: наступает момент, когда он сможет сделать именно то, ради чего был рождён.
Интермедия.
…Вот как судьба распорядилась: он снова воюет примерно в тех же местах, что и там. Разве что чуть севернее. Но если Евгений правильно понял намерения Петра Алексеевича, то очень скоро военные действия сместятся сильно южнее. Аккурат куда надо.
Сейчас французы будут из кожи вон лезть, чтобы турки тоже ударили по России. Тогда туго придётся. Но ведь Миних бил османов тремя десятками лет позже? Бил. Почему то же самое не сможет сделать Пётр? Или Голицын? Или Шереметев? С атакой турок задача усложнится, но нерешаемой не станет. А итогом будет то, что России в известной ему истории пришлось делать семью десятками лет позднее — куда большей кровью.
Крым — «непотопляемый авианосец» Чёрного моря. Кто им владеет, тот это самое море и контролирует. И все торговые пути, завязанные на него и вокруг него. Что начнётся в просвещённой Европе — Евгений прекрасно мог себе представить. Он это однажды уже видел. Сколько эпичных планов накроется медным тазом — сложно сказать. Одно слово: много. Европа, лишившись беспрепятственного доступа на восточные рынки, взовьётся на дыбы. На Османскую империю прольётся дождь «инвестиций», европейские державы предоставят туркам всё, от амуниции и вооружения до инструкторов… Словом, это тоже уже проходили. Но здесь, как говорили в его времени, есть нюанс.
В той истории Пётр не ведал, куда и зачем идёт. Чувствовал нужное направление, но в силу разных причин постоянно сворачивал в сторону. Здесь он точно знает, где, условно говоря, игла со смертью Кощеевой. К этому Европа не готова. К тому же, для организации военного союза против России ей потребуется единство, а здесь тоже имелся нюанс — политический.
Где-то там, в далёкой Дании, сестричка Катя сражается на дипломатическом фронте, не менее важном, чем военный. Женщины коварны. Так что в Европе, если вдруг что, какое-то время будет крайне весело.
А он здесь, на стенах небольшой слобожанской крепости, некогда входившей в состав Белгородской засечной черты, сделает свою часть общего дела.
4
Государь отбыл в Москву, едва получив некие известия с юга. И уже из Москвы выехали курьеры, которые должны были передать эстафетой спешные послания в Воронеж, Киев, Чернигов, Полтаву и Белгород. Отправив гонцов, Пётр Алексеевич с небольшим отрядом посаженных верхами преображенцев и семёновцев тоже выехал…и исчез из поля зрения. Куда именно он направился, не знали даже его приближённые — за редчайшим исключением.
Все поняли только одно: затевается нечто грандиозное. Учитывая приготовления, ведшиеся едва ли не со дня Полтавской виктории, все догадывались, что грядёт новая война. Поговаривали, будто с турками. Но на турок через Белгород не ходят, а обозы с провиантом собирали именно в том направлении. Кто-то выдвигал предположение, будто государь надумал кубанских татар воевать, дабы и думать забыли про набеги. Кто-то нашёптывал, будто шах персидский с Петром Алексеевичем договорился турок вместе бить. Кто-то клялся, будто точно знает о слёзной просьбе молдавского господаря о принятии в русское подданство и защите. Находились и такие, кто «наверняка ведал», что не турок и не татар воевать пойдут, а повернут против поляков-изменщиков, что короля своего Августа предали и к незаконному монарху Лещинскому переметнулись. Словом, слухов было множество, а какой из них близок к истине, не знал никто.
Новости о некоем «движе» в России наверняка достигли и европейских дворов. Кто-то не придал этому значения, а кто-то сообразил, что события развиваются немного не так, как планировалось, и всполошился. Но к тому времени две турецкие армии, выступившие из Румелии, уже разбили свои лагеря возле Белграда. Тогда даже до самых завзятых тугодумов дошло: против кого бы ни выступили турки, это точно будет не Россия.
В Москве и Петербурге внезапно раздались голоса, истерично требовавшие немедленно «вдарить» по агарянам. Вот прямо сейчас, не дожидаясь, пока те «вдарят» первыми. Рюриковичи с Гедиминовичами самого разного калибра едва не по потолку бегали, громогласно требовали немедля всё бросить, поднимать все гарнизоны, какие есть, собирать армию и таки «вдарить». Кто-то даже от великого ума начал письма писать, но гонцы с этими идиотскими писульками никуда не поехали, так как за привычное дело в Москве взялся старый Фёдор Юрьевич Ромодановский, а в Петербурге особо крикливых стали вызывать «на беседы», после которых те выходили тихими и смиренными. И эту странную истерию как рукой сняло, она исчезла так же мгновенно, как и началась.
…А по паршивой балтийской волне, вызывавшей приступы морской болезни порой даже у самых крепких людей, шла небольшая бригантина. Не самая обычная, а «нового манира» — изобретение Федосея Скляева. Маленькая, ходкая и невероятно маневренная, она могла проскочить где угодно. На днях она забрала в Копенгагене двух пассажиров — почти без багажа и вовсе без прислуги. Мужчину в мундире драгунского полковника и женщину — в униформе поручика егерской роты лейб-гвардии Преображенского полка. Возвращались они в Петербург спешным порядком, оттого и такой гардероб. При этом женщина почти не показывалась на палубе: ей, сухопутной крысе, как она сама выразилась, нечего там было делать… Послание от Петра они получили два дня назад и уехали в такой спешке, что весь датский бомонд только диву дался, гадая о причинах. А всё было предельно просто: государь выводил своих посланников из-под неизбежного удара.
Они ему ещё пригодятся, в другом месте. И очень скоро.
Глава 11. Извечный вопрос
1
— Мне вот интересно, чем они своих лошадей через месяц кормить станут?
— Я бы на вашем месте поинтересовался, сколько у них тех лошадей останется