— Госпожа, я это, — зашептал в ухо ящеркой вывернувшийся из толпы Теребенька. — Все сполнил! Добро ваше в клети позадной лежит, по левой стороне, ежели к носу встать. Ветками закидано, сучьями закрыто.

— Как же ты сумел? — в нос спросила Тамара.

— Дык шуряк у меня в коновязах, — радостно похвалился Теребенька. — Он и изловчился.

— Хорошо, спасибо, — кивнула девушка.

— То исть свободен я? — изогнулся глаголем парень.

— Как ветер, — нашла в себе силы улыбнуться Тамара.

— Благодарю, госпожа, за добро ваше. Господину незнатю поклон земной. И вот чего еще: коли вам без пути плутать наскучило, ступайте в Каменный урман, к кликуше тамошней. Она все про все знает. Авось поможет. Ну, прощевайте…

И Теребенька исчез — будто его и не было.

Погрузка навоза закончилась. Работники на руках поднимали смердунов и запускали их в пузырь. По шерсти зверьков побежало знакомое радужное сияние. В стороне двое мужиков собирали вилы и лопаты.

— Не звякать, не звякать, руки переломаю! — ярился старшой. — В Калязинке вот так звякнули, одна искра — и цельное городище спалилось! Ну, всех подсадили? Затягивай!

Упершись в слеги, мужики принялись крутить ворот, стягивая горловину пузыря. За полупрозрачными стенками вспыхивали огоньки. Пузырь надувался, разбухал, рвался ввысь.

— Ветрило цепляй! — распоряжался старшой. — Коня к отправке! Эй, чистуны, плешь ослобоните!

— Грузись, братие! — скомандовал дружинникам Зубан. Тамару Подтолкнули к свисавшей с борта коня лестнице. Итер уже карабкался наверх, Мыря сопел позади. Городской старшина в стороне улыбался, о чем-то переговариваясь с дьяками.

Поднявшись на палубу, Тамара оглядела городище, людей внизу и облегченно вдохнула. Свежий ветер разогнал вонь, надул парус, зашумел кормовыми ветвями.

— Ну, Всеблагой Отец тебе в помощь, Зубан! — крикнул Гнатило. Толпа завопила, в воздух полетели шапки, рукавицы. Конь вздрогнул, заскрипел, чуть скособочился — и сдвинулся с места, постепенно набирая ход. Поплыли мимо крыши, башни, терема, стена со стражей — и Покровское городище осталось позади. Конь по широченному мосту миновал реку и пошел в подъем.

«Никогда по своей воле сюда не вернусь! — решила Тамара. — Как там сказал Теребенька? Каменный урман. Кликуша какая-то… Надо бы узнать, кто это».

Первый день пути прошел гладко. «Гиблец» бодро тянулся за высоко поднявшимся пузырем. Вокруг расстилались обжитые земли — пашни, покосы со стогами сена, деревни. Всюду ощущалось присутствие человека. Тамара видела то стадо, выгнанное на последнюю в этом году травку, то рыбаков с неводом на реке, то вереницу телег с дровами. Над крышами домов вились дымки, в рощах стучали топоры и вжикали пилы.

Вечером, когда солнце алым колесом укатилось в закатную дымку, окрасив небеса кровавым заревом, конь подъехал к заставе. Крепость, а точнее, острог — две квадратные низкие башни в кольце частокола — стерегла границу земель Покровского удела. Стояла застава на голой вершине скособоченного холма, наполовину съеденного оврагом. Путеводная плешь уходила дальше, в леса.

С башни коня окликнули. Зубан велел поднять свой личный стяг, протрубил в рог. На заставе поднялся переполох, ворота отворились, и к «Гиблецу» устремилось несколько всадников.

— Помощи не надо ль? — привстав на стременах, спросил один из них, рослый воин в красном плаще.

— Не надо, — степенно ответил с борта Брекатило. — Лебонтий, как застава?

— Все спокойно! — зычно выкрикнул заставный голова. — Доброго пути, скорого возвертания!

Дружинники на коне одобрительно закричали. Мыря послушал-послушал, плюнул и спустился вниз. Здесь, в тесной комнатушке, отгороженной от большого зала, где поселились люди Зубана, разместились пленники. Итер, еще слабый после болезни, целый день пролежал на соломенном тюфяке, Тамара сидела грустная, бездумно водила пальцем по трещинам коры. Незнать уселся на пол, притворил дверь и сказал, ни к кому не обращаясь:

— Вот и пустоземье началось. Пора, однако…

— Что «пора»? — встрепенулась Тамара.

— Двигать надо. Боюсь я, у князя нас пампушками потчевать не станут.

Итер удивленно поднял голову, посмотрел на незнатя, но ничего не сказал.

— Вот только куда податься… — продолжил рассуждать Мыря. — К какой силе прислониться?

— Мне тут посоветовали к какой-то женщине обратиться. — Тамара помахала в воздухе растопыренной ладошкой. — Она, наверное, ясновидящая. Говорят, про все-все знает.

— И где ж такая обитает?

— Каменный… урган? Урбан? Гурман? — Тамара пожала плечиками. — Забыла! Чего-то каменное…

— Урман, — глухо сказал итер. — Каменный урман. А живет там кликуша Зажилиха, ее еще Чистоворотью зовут. Только…

— Что — «только»? — немедленно вцепилась в слово Тамара. — Ну, Договаривай!

— Только не утечь вам с коня. Двадцать дружинников, да у Брекатила заклятие какое-то в кисете — даровень незнатский. Зряшный разговор. Спать давайте.

— А что кликуша — и впрямь будущее может предсказать? — словно бы и не слыша последних слов итера, спросила девушка.

— Мочь-то она может… Не, зряшный разговор. Подсадный.

Мыря полыхнул на Тамару кошачьим глазом, бочком передвинулся к парню:

— Ты, молодец, дорогу-то в этот урман знаешь?

— Может, и знаю, — неопределенно протянул тот, отворачиваясь к стене, — только незнатю слова не скажу.

— Ну и ладно, — кивнул домовой. — Утро нас рассудит…

Они вскоре уснули, а Тамара еще долго лежала в наполненном скрипами и древесными стонами полумраке, прислушивалась к смеху дружинников над головой и думала о маме, о доме, о Москве…

…Незнать проснулся первым. Потянувшись, он тихо выбрался из клетушки и по суковатой сходне поднялся на палубу, поеживаясь от утренней свежести. Здесь уже было людно.

Низкий, мусорный лес, ползущий за бортами коня, серебрился инеем. Небо сплошь затянули облака. Дали тонули в дымке. Где-то трубили лоси, одиноко расхохоталась в зарослях сойка.

На большой куче песка в носовой части коня горел костер. Над огнем висели два артельных котла, в одном варился кулеш, в другом побулькивал сбитень. Дружинники сгрудились у живого пламени, грели руки, переговаривались.

— …А ты не бойся, твое дело служивое. Вот прошлым летом я на Опоясный камень ходил, — продолжая разговор, начал рассказ крепкий, не старый еще мужик со шрамом в углу рта. — Старшина нас пять десятков отрядил — княжьего посланника сопровождать. Шли мы двумя конями, не долго, не коротко, пока до Волыни-реки не добрались. Тут нас итеры и приняли. Как начали пчел пускать — страсть! Кого насмерть побили, кого ранили. Ну, посланник, боярин Колгуй Дран-сын — слыхали небось? — он рассуждать не стал, заклятие Всеблагого Отца достал да ка-ак вдарил по силе итерской! Лес на пять десятков шагов выжег, камень поплавил, оба коня спалил. Нас шестеро только и уцелело, а уж итеры-то все легли. Во как! Так что не дрожи, заячье ухо! У нас итер всего один, и тот недужный да без шибала.